— Не тебе спрашивать! Кому надо, тот знает, а всякому другому оно без надобности, — бойко ответил мальчишка. — Ну, так ты своего князя вниманием пожалуешь или как?
«Своего князя? Э, да нахал-то, может, прислуга кого из гостей», — догадался Упрям. Гостей у князя завсегда много, а в эти дни, по случаю весенней ярмарки, и подавно: и купцы знатные, и вельможи чужеземные, каждый с обильной свитой.
Тут лучше поостеречься и не учить пришельца уму-разуму. Не приведи боги, окажется его хозяин обидчивым и решит, что ученик чародея нарушил закон гостеприимства. Упрям нарочито медленно одернул рубаху и спросил:
— Куда идти-то? Чем кричать, лучше дело говори.
— Куда-куда… в светлицу, конечно, там укажут, — ответил отрок уже не задиристо, явно думая о чем-то другом.
Упрям поднялся по резному крыльцу, отворил дверь и шагнул в терем. В передней дожидались чего-то пять или шесть гридней.
— Доброго здоровья, служивые, — обратился к ним ученик чародея.
— Добро и тебе, — ответил ближайший, — Чего надобно, малый?
— Меня князь ждет.
— Тебя? — недоверчиво хмыкнул гридень. — И кто же ты таков?
— Это парень чародея Наума. — сказал другой. — Упрямом его кличут.
— Вот как… Впустить, что ли?
— Конечно, чародей без дела не пошлет. Что, малый, как нынче здоровье Наума?
— Не жалуется, — ответил Упрям, слегка подивившись вопросу: кому же и быть здоровым, как не чародею? То есть, конечно, хвори никого не минуют, но для своих девяноста шести Наум был вполне крепок.
— Как тебя, малый, Упрям? — переспросил первый гридень. — Ну а я Прыгун. Идем, провожу.
Он провел Упряма по всходу наверх, до нужной светлицы, и толкнул тяжелую дубовую дверь:
— Князь-батюшка, отрок чародеев, Упрям, к тебе явился.
* * *
Наглый мальчишка оказался еще и обманщиком: князь Упряма не ждал. Разговор в светлице замер на полуслове.
Разговор? Да нет, тут уже не разговор, перебранка кипела…
Застыли два боярина, готовые вцепиться друг другу в бороды, застыла неприятная усмешка на лице чужеземного вельможи чуть поодаль от них, застыла в воздухе княжья длань, воздетая, надо думать, для наведения порядка. Прыгун, поняв, что вместе с учеником чародея его занесло сюда в наименее подходящий миг, испарился.
По всей видимости, накал страстей в светлице достиг уже того предела, за которым человек перестает быть похожим на себя. Появление постороннего резко охладило всех — люди как-то разом смутились, притихли, и, хоть Упрям стоял перед князем красный как рак, у того и мысли не возникло выгнать не вовремя возникшего юнца.
— Здрав буди, княже, — выдавил из себя Упрям.
— И тебе поздорову, — кивнул тот.
— Я вот вроде по делу…
— Хм. Это хорошо, что не в бирюльки играть, на бирюльки у меня сейчас времени нету, — улыбнулся быстро взявший себя в руки князь.
Своевременная шутка помогла всем расслабиться — за исключением Упряма, готового сквозь пол провалиться от этого неуместного, невесть как и проскочившего на язык словечка «вроде».
— Ну, так я тебя вроде слушаю, — продолжал князь.
Усмешки вокруг переросли в хихиканье.
— Вот, — глядя в пол, Упрям протянул туесок с письмом. — Учитель, того… передать велел.
Бояре, ожидавшие новой нелепости, уже готовы были засмеяться в голос, но тут их нездоровое веселье будто ветром сдуло: князь, принимая посылку, нахмурился.
— Уезжает, значит, чародей, — вздохнул владыка.
Упрям сдержал удивление: ни о чем таком учитель его не говорил.
— Может быть, теперь ты не откажешь мне в разговоре наедине, княже? — спросил из дальнего угла сильный голос.
Это был Бурезов, ладожский чародей, последние годы приезжавший в Дивный для помощи Науму в проведении Волшебного Надзора.