Но не пройдет и нескольких лет, как вы четверо разляжетесь тут, как бревна в
очаге, любуясь небесами.
Они снова замолчали. И тут Джеймс, не в силах вынести неопределенности, схватил брата и прижал к себе.
– Клянусь Богом, мне тебя недоставало. Словно часть меня самого мгновенно исчезла. До чего же трудно было жить без тебя, Джейсон!
Джейсон оцепенел. Застыл. Ровно на три секунды. Пока не увидел на лице Джеймса счастливое облегчение оттого, что он, Джейсон, едва не
погубивший брата, вернулся домой. И это великодушие потрясло Джейсона. Не выдержав напряжения, он невольно отстранился. Почувствовал
себя глупым, неуклюжим и таким несчастным, что в сотый раз пожалел о том, что содеянного не исправить, как бы ему ни хотелось. И
ничего уже не изменишь.
– Прости меня, Джеймс, – хрипло выговорил он, – но мне так тяжело. До чего это похоже на тебя: не вспоминать о плохом. Принять меня
таким, каков я есть. Примириться.
– Неужели не понимаешь? Мне ни с чем не пришлось мириться. Просто ни в чем тебя не винил. Ни я, ни остальные.
– Правда есть правда, – отмахнулся Джейсон. – Ты знал, что я не мог оставаться здесь после того, что натворил.
– Я знал, что ты испытывал, и понимал тебя, хотя для меня твой отъезд был невыносим. Для мамы с отцом – тоже. Без тебя пришлось очень
трудно, Джейс. – Он помедлил, стараясь взять себя в руки, и перевел взгляд на зеленую долину Поу. – Теперь ты останешься дома?
– Да. Правда, постараюсь купить собственное имение. Хочу устроить там конеферму.
Джеймс ощутил порыв гордости за брата. Ему хотелось рассказать о письмах Уиндема, утверждавшего, что Джейсон творит чудеса с лошадьми
и вскоре станет одним из лучших коннозаводчиков Британии.
– И что ты хочешь купить? – спросил он с небрежным видом.
– Что нибудь поблизости от Нортклифф Холла, разумеется.
Джеймс едва удержался от радостного вопля и, задышав свободнее, наградил брата самодовольной ухмылкой.
– Можешь не верить, Джейс, но старый сквайр Ховертон, – помнишь, мы прозвали его Старым Кальмаром, потому что у него всегда хватало
рук, чтобы поймать тебя, сколько бы маленьких воришек ни роилось в его яблочном саду, – умер года два назад. А его сын Томас, вечно
ругавшийся с отцом из за денег, которые, по его мнению, сквайр бросал на ветер…
– Да, мне всегда хотелось швырнуть его в сточную канаву. Редкостный осел!
– Он и сейчас не изменился. Такой же глупец. Объявил о продаже поместья через минуту после похорон отца. Но покупатели не очень
торопятся, поскольку Томас запросил слишком дорого, возможно, потому, что на него насели кредиторы. Я слышал, что он – завсегдатай
всех игорных заведений в Лондоне.
Джейсон кивнул.
– К счастью, сквайр Ховертон употребил деньги на перестройку конюшен, загонов и стойл.
– Дом, возможно, потихоньку разваливается, но какая разница?! То есть жене было бы не все равно, но, поскольку ты не женат, значения
это не имеет. Главное – состояние конюшен, земли и сосновых лесов. Не уверен точно, какова площадь поместья, но что то около тысячи
акров. Мы узнаем.
Джейсон не смог сдержать волнения.
– Какая удача! Спасибо доброму боженьке за таких мерзавцев, как Томас. Пойдем скорее, Джеймс, посмотрим, что там творится.
Уже через полчаса братья скакали по дорожке, ведущей к Лайонз Гейт, когда то одной из лучших конеферм в южной Англии.
– Помню, Томас всегда был наглецом и обижал младших, а это – верный признак слабости.
– Согласен. Томас скорее всего отчаянно нуждается в деньгах. Бьюсь об заклад, ты сможешь купить поместье по сходной цене.