Впоследствии Талейран позаботился о том, чтобы Корри, которой в то время еще и трех не было, вернули в Англию, к сестре матери, под
присмотром безутешной горничной и с эскортом из шести французских солдат, встретивших не слишком теплый прием в чужой стране.
Джеймс опомнился как раз вовремя, чтобы услышать очередное заявление негодницы:
– А дядя с ума сойдет, пытаясь решить, кто из джентльменов достаточно для меня хорош. Сам понимаешь, мне будет из кого выбирать. И
этот счастливчик уж точно окажется сильным, красивым, очень богатым и совсем на тебя непохожим!
Еще одно утонченное оскорбление, рассчитанное на то, чтобы привести его в ярость!
– Только взгляни на свои ресницы, густые, черные и длиной в добрый дюйм, растопыренные, как веер испанской дамы! Мало того, даже
немного загибаются на кончиках! Как у девчонки!
Ему было всего десять лет, когда мать подсказала остроумный ответ на подобные издевки, и сейчас Джеймс, улыбнувшись, беспечно
ответил:
– Ошибаешься. Я еще не встречал девушки, у которой были бы такие же длинные и густые ресницы.
Корри молча разинула рот, так и не найдя достойного ответа. Джеймс довольно рассмеялся.
– Оставь мое лицо в покое, наглое ты отродье. И оно не имеет никакого отношения к твоему бюсту. Господи, бюст! Мужчины так не
говорят!
– А как они говорят?
– Не твое дело. Ты еще слишком молода. И кроме того, леди. Нет, поверить не могу, что тебе восемнадцать! Оттуда недалеко и до
двадцати, а это значит, что ты уже взрослая! Этого я не переживу. Тебе не может быть восемнадцать!
– Но ты сам купил мне подарок. Всего две недели назад.
Джеймс ответил непонимающим взглядом. Корри раздраженно ударила себя ладонью по лбу.
– А, теперь понимаю! Твоя мать купила подарок и надписала от твоего имени!
– Не совсем так… но…
– Ладно. Что ты мне купил?
– Да, знаешь, Корри, это было так давно…
– Две недели, чертов ты мерзавец!
– Следи за своим языком, девочка, или я снова тебя отшлепаю. Выражаешься, как уличный мальчишка! Следовало бы купить тебе в подарок
стек, чтобы при необходимости можно было проучить. Как сейчас: выпороть не мешало бы, а стека нет.
Он угрожающе надвинулся на нее, но тут же опомнился и замер. Она шагнула к нему, приподнялась на цыпочки и, приблизив к его лицу
свое, прошипела:
– Стек? Только попробуй! Я выхвачу его, сорву с тебя рубашку и отхожу так, что чертям тошно будет!
– Хотелось бы мне на это посмотреть!
– Так и быть, может, рубашку я на тебе оставлю. В конце концов, я хорошо воспитанная юная леди, и мне не пристало разглядывать
полуголых мужчин.
Джеймс хохотал так, что едва не свалился с проклятого обрыва.
Окончательно униженная, девушка не выдержала:
– Ты бил меня рукой! Рукой без перчатки! Клянусь, я изуродована на всю жизнь, негодяй ты этакий!
– Что, попка все еще ноет? – ухмыльнулся он.
К его изумлению, она покраснела.
– Смотри ка, твое лицо становится одного цвета с побитой задницей!
Девушка снова приоткрыла рот, но глаза тут же наполнились слезами. Не ответив, она забралась в седло, выпрямилась и окинула Джеймса
долгим бесстрастным взглядом, после чего дернула за поводья так, что кобыла вздыбилась, заставив его отшатнуться. Уши просверлил
отчаянный вопль:
– Я спрошу у дяди, как мужчины называют бюст!
Джеймс искренне надеялся, что этого не произойдет. Страшно представить, что будет с дядюшкой Саймоном! Джеймс так и видел, как глаза
бедняги закатываются, а очки сползают с носа. К тому же сейчас он наверняка дома, занятый своим гербарием.