— Элизабет, да очнись же! Ты сама не веришь тому, что плетешь! В твоих устах это звучит так, словно я намеренно пыталась соблазнить твоего мужа! Говорю же, он тщеславный, пустоголовый, порочный павлин, который принесет нам лишь несчастье!
Хорошо еще, что она не успела рассказать сестре, что думает о ней ее собственный муж!
— Элизабет, ты не имеешь права, не можешь отмахнуться от всего этого, притвориться, будто ничего не произошло! Ты просто обязана придумать выход!
Элизабет вскочила, приподнялась на носки, чтобы казаться выше, и оперлась ладонями о крышку бюро.
— Нет, это ты послушай меня, спесивая маленькая негодница! С детства мне приходилось молча наблюдать, как ты ловко заставляешь деда плясать под свою дудку! Ты втерлась к нему в доверие так хитро и незаметно, что на меня у него не осталось любви. Он и не знал, какую змею пригрел на груди! О да, дед раскошелился и дал мне возможность провести сезон в Лондоне, под присмотром тети Берсфорд, в надежде, что я найду себе мужа и избавлю его от своего присутствия. Но я всегда считала, что мое место — здесь, хотя ты на каждом шагу старалась вытеснить меня из Монмут-Эбби и самой стать хозяйкой! Но теперь все переменилось, и ты проиграла. Я жена Тревора.
Элизабет гордо расправила плечи. Неяркое солнце зажгло золотистые огоньки в ее волосах, превратив их на мгновение в сияющий ореол. В этот момент она казалась настоящей принцессой, гордой и стройной. Вот только голос ее был холоднее северного ветра, свистевшего в ветвях старого дуба за окном.
— Когда этот жалкий старикашка отправится к праотцам, я буду графиней Монмут. В этот день, дорогая сестрица, я стану полноправной госпожой, а ты… ты всего лишь приживалкой. Вряд ли я позволю тебе жить здесь. Вероятно, вдовий домик — самое подходящее для тебя место. Сомневаюсь, что захочу выбрасывать деньги на лондонский сезон для нищей нахлебницы.
Лицо сестры исказилось такой неприкрытой ненавистью, что Сабрина непроизвольно съежилась. И неожиданно поняла, что за равнодушной отчужденностью, с которой сестра всегда относилась к окружающим, скрывались горечь и зависть, разъедавшие душу. Может ли быть, что каким-то образом в этом виновата она, Сабрина?
Девушка потрясение покачала головой. Да нет же, нет! Ей всего восемнадцать! Веселая, озорная, она никому не причинила зла. Единственным глубоким горем явилась гибель отца в войне с Наполеоном на Пиренейском полуострове и последовавшая за ней бессмысленная смерть матери. Но рядом всегда находился дед, и Сабрина безоговорочно принимала его любовь и тепло, не понимая, что Элизабет чувствует себя лишней. Но ведь это совсем не так! Дедушка, разумеется, любил их одинаково!
Сабрина честно пыталась понять сестру, причины ее ненависти, стремление защитить человека, недостойного быть ее мужем. Наверное, Элизабет он нужен хотя бы для того, чтобы получить власть в доме.
— Элизабет, — медленно выговорила девушка, — неужели ты хочешь сказать, будто вышла за Тревора лишь для того, чтобы стать графиней Монмут?! Нет, ты не способна на такую низость!
Беспросветные пять лет, прошедшие с того дня, как Элизабет исполнилось восемнадцать, казались ей бесконечной унылой пустыней. Пять лет быть безмолвной свидетельницей того, как эта противная девчонка постепенно становится настоящей красавицей!
— Я добилась всего, о чем мечтала, Сабрина, — с мертвенным спокойствием процедила она, — и ты никогда больше не сможешь мне помешать. И не лезь в то, что тебя не касается. Мои чувства к Тревору — не твое дело. Он мой муж и им останется. Не такой гнусной маленькой лгунье, как ты, чернить его репутацию!
Непонятный страх петлей стиснул горло Сабрины.