Глаза режет яркий свет. Если я сосредоточусь, то смогу пересчитать лапки паука в углу на потолке. Я вижу каждый волосок на своей руке. И они слишком резкие как перешарпленная картинка.
Все мои ощущения вернулись ко мне. Холод на коже я стою тут совершенно голая. Жар между ног не выдуманный. Влага на бедрах.
Страх.
Страх.
Страх.
Потому что я ощущаю себя так, будто палочкой чертила по песку звездочки и случайно вызвала дьявола.
Почему-то вспомнила, что американские сообщества за целомудрие зовут клитор devil's doorbell, дверной звонок дьявола.
Я позвонила, и он открыл.
Привет.
Привет шепчут тонкие губы, алмазным блеском сверкают клыки.
Я судорожно вдыхаю.
Люций ухмыляется, проводит руками по моему телу, будто очерчивая границы нового поля для игры, стискивает пальцы на бедрах и резким движением сажает меня на столешницу с раковинами.
Разводит мои бедра в стороны и тут же вклинивается туда, прижимаясь грудью к моей груди.
Скучала? пальцы зарываются в мои волосы, фиксируя голову, губы касаются уголка моих губ. Ждала?
Я касаюсь ладонями его плеч в тонкой белой рубашке. Кажется, она похожа на ту, в которой он ходил убивать Маэстро. Или он вообще был без рубашки? Я не помню. Я не могу проверить, галлюцинация он или реальный.
Его ладонь сжимает мою грудь, сильно, до боли, до сладкой боли принадлежности кому-то сильному, пока пальцы другой руки гладят меня по лицу так нежно и щемяще, что я почти плачу.
Я касаюсь ладонями его плеч в тонкой белой рубашке. Кажется, она похожа на ту, в которой он ходил убивать Маэстро. Или он вообще был без рубашки? Я не помню. Я не могу проверить, галлюцинация он или реальный.
Его ладонь сжимает мою грудь, сильно, до боли, до сладкой боли принадлежности кому-то сильному, пока пальцы другой руки гладят меня по лицу так нежно и щемяще, что я почти плачу.
Я все еще задыхаюсь, никак не могу восстановить дыхание, и Люций не дает мне это сделать. Пока я смотрю ему в глаза, его пальцы касаются острыми когтями моих сосков, обводя их по кругу, дразня ожиданием боли, но скользя нежно и слишком легко, так что тело начинает просить больше, сильнее, интенсивнее!.. Но он не дает, он проводит уже мягкими подушечками пальцев по нежной коже живота обманчиво медленно и замирает на грани, за несколько мгновений и миллиметров до изнывающего междуножия.
Как только я отвожу взгляд, рука, ласкающая мое лицо, становится жестоким палачом: она зарывается в волосы и дергает их, заставляя очнуться, снова смотреть в неизбежную черноту.
И тогда замершие на внутренней стороне бедер пальцы снова продолжают свой бег они дразнят и дразнят и дразнят, ни разу не прикасаясь к тем местам, где я их жду уже с нетерпением.
И что, за это время ты ни разу ни с кем не потрахалась? мурлычет Люций.
Нет я шепчу.
И теперь у тебя такой жестокий недоеб, что ты раздвигаешь ноги в общественном сортире? издевается эта тварь.
При этих словах внутри меня все сжимается так, что становится больно.
Перед тобой выталкиваю я из губ хриплые тихие слова.
Он наклоняет мою голову вбок, прикусывает острыми клыками мочку уха и шепчет так, что по всему телу проходит дрожь:
Я выебу тебя так, что ты неделю не сможешь говорить и ходить.
Вместо ответа я раздвигаю бедра так широко, как только могу, и даже издевательская ухмылка Люция меня не может смутить.
Он накрывает мой рот своим и врывается горячим языком внутрь как захватчик. И почти сразу я чувствую как его член тоже входит в меня, внезапно заполняя так плотно и сильно, что я почти кричу от ощущения долгожданной цельности. Я обнимаю его за шею, его руки стискивают мои бедра, и дальше все на свете теряется в огненно-влажной карусели.
Его пальцы то раздвигают мои губы, чтобы горячий язык мог изнасиловать мой рот яростно и жестко, то ныряют между нашими телами, касаясь походя ноющих сосков и царапая кожу на животе, чтобы сжать клитор, еще немного позвонить в дьявольский звонок, как будто нам нужен еще хоть кто-нибудь.
Люций движется резко, быстро, так как мне бы никогда не понравилось, будь это кто-то другой, но я забыла, что когда-то были другие. Я действительно даже не думала все это время, что могла бы Нет, как бы я могла, он же был частью меня!
Могла бы подумать и о моих потребностях, любовь моя! вслед за шепотом в ухо ныряет язык, обводя его изгибы и снова сменяясь шепотом: У мужчин, знаешь ли, есть потребности.
Что это значит?..
Я не успеваю додумать он выходит из меня, закидывает мои ноги себе на плечи, и вместо его члена во мне снует его язык. Я бы сказала, что он совсем не замена если бы могла сказать хоть слово. Меня бьет горячая дрожь, я чувствую себя натянутой стрелой, которая через мгновение вот еще через мгновение еще еще еще Вот теперь! Теперь уходит в солнце, раскалываясь на тысячу пылающих частиц.
Никто не дает мне собраться или сдвинуть ноги. Пальцы ныряют в горячую мокрую глубину, язык скользит снаружи и я не выдерживаю и пары секунд, снова выгибаясь, упираюсь головой в зеркало за своей спиной.
Еще! я не уверена, что знаю, кто из нас это стонет, потому что я чувствую как все мое тело умоляет Еще! Но у меня нет дыхания, все еще нет, чтобы сказать это самой.