Ну, ладно, ладно, поцелуемся еще!.. сказал он крепким басоватым голосом. Там багажец есть, надо получить.
Старик покорно последовал за ним. Он то забегал вперед, то отставал, попадал не в ту дверь, тащил чужой чемодан, но ничего не расспрашивал, а только жадно смотрел на высокую фигуру своего сына, на его походку, на длинные ноги, на черный казенный сюртук и от всего приходил в умиление.
Когда они получили чемодан и сели на извозчика, Кирилл спросил:
А Мурка здорова?
Марья Гавриловна? Слава тебе, Господи! Ждет тебя!..
Что же она встречать не пришла?
Желала, очень желала. Да матушка, Анна Николаевна, не дозволила. Девице, говорит, неприлично.
Ну, а мать, сестра, брат Назар? Здравствуют?
Кланяются. Назар в священники просился, да отказал владыка. Еще, говорит, послужи.
А сам дьякон в это время подумал: «Сперва о Мурке своей спросил, а потом о матери. Непорядок».
Куда держать прикажете? спросил извозчик, которому забыли сказать это.
В соборный дом, в соборный дом! поспешно сказал дьякон и прибавил, обращаясь к сыну: Мы к отцу Гавриилу заедем, там и лошади мои стоят Покушаем да и в Устимьевку, к вечеру дома будем.
Нет, нет переночевать надо дело: надобно побывать у преосвященного!
Хотел старик спросить, зачем, да воздержался. А между тем в голове его копошились неприятные мысли. «Первым магистрантом закончил и к преосвященному. Зачем? думал он. К преосвященному ходит наш брат простой человек. Ну, там во священника либо в диакона просится. А то магистрант, первый магистрант Чего ему?» Но, подавленный восторгом по поводу того, что горячо любимый сын наконец приехал и сидит рядом с ним на дрожках, старик молчал, отложив вопросы на после. А сын не догадывался о его думах. Он смотрел по сторонам и удивлялся разным переменам в губернском городе за последние два года. Строят новую церковь, замостили Вокзальную улицу, немало новых домов выросло.
Растет наша губерния! заметил он вслух. И соборный дом заново окрашен!
Двухэтажный соборный дом, к которому они подъехали, был окрашен в темно-коричневый цвет. Неподалеку от него, на большой площади, отгороженной железной решеткой, возвышался собор, здание большое, но неуклюжее и угловатое. Они расплатились с извозчиком и вошли в калитку, а потом поднялись на второй этаж. Отец Гавриил Фортификантов занимал весьма приличную и просторную квартиру в соборном доме. По чину он был третьим священником, и так как обыватели губернского города отличались богобоязненностью, то доход у него был хороший. Гости поднялись по узкой деревянной лестнице, застланной парусиновой дорожкой, прошли обширный стеклянный коридор и вступили в покои отца Гавриила Фортификантова. Уже из передней можно было заметить, что в зале происходит некоторое движение, но солидное, лишенное всякой суетливости. На пороге их встретил сам отец Гавриил и сперва осенил Кирилла благословением, а потом уже обнял и трижды облобызал. Тот же час из гостиной вышла солидная матушка, Анна Николаевна, в светло-голубом капоте, с наколкой на голове; она тоже поцеловалась с Кириллом. В этом доме говорили ему «ты» и обращались как с сыном. Уже со второго богословского класса он считался женихом Марьи Гавриловны. Конечно, такое доверие к сыну бедного сельского дьякона объяснялось особенными успехами Кирилла в науках. Уже тогда было известно, что он поедет в Академию.
Сели. Разговор вертелся на подробностях путешествия и некоторых городских новостях. Было уже часов одиннадцать матушка пригласила к завтраку.
А где Мура? спросил Кирилл, Марья Гавриловна? поправился он, вспомнив, что при родителях он никогда еще так не называл ее.
Она одевается! сказала матушка, но Мура была одета. Матушка просто «выдерживала» ее, считая, что девице неприлично выбегать навстречу мужчине. Положим, он ее жених, но ведь два года они не видались. Мало ли какие могли произойти перемены?
«Когда же отец Гавриил начнет расспрашивать его?» трепетно думал дьякон. Он сильно рассчитывал на эти расспросы, сам же не решался начать их. Он просто-таки побаивался сына, сознавая свое дьяконское ничтожество перед его магистранством.
В столовую вошла Марья Гавриловна. Она поздоровалась с Кириллом по-дружески, но чинно и сдержанно. Кирилл нашел, что она возмужала и потолстела. У нее было довольно обыкновенное круглое лицо с румяными полными щеками и живыми карими глазами. Густые черные волосы, тщательно причесанные, вырастали в длинную, толстую косу, спускавшуюся ниже пояса. Ее чинные манеры очевидно были неискренни. Она вся зарделась и от волнения молчала. Ей хотелось прижаться к своему любимцу, которого она ждала с таким нетерпением и теперь находила прекрасным.
Сели. Разговор вертелся на подробностях путешествия и некоторых городских новостях. Было уже часов одиннадцать матушка пригласила к завтраку.
А где Мура? спросил Кирилл, Марья Гавриловна? поправился он, вспомнив, что при родителях он никогда еще так не называл ее.
Она одевается! сказала матушка, но Мура была одета. Матушка просто «выдерживала» ее, считая, что девице неприлично выбегать навстречу мужчине. Положим, он ее жених, но ведь два года они не видались. Мало ли какие могли произойти перемены?