- Спокойной ночи, хозяин, - сказал я. - Можете идти.
Я забралсяв кроватьи уснултак крепко,как еще не спал никогдав
жизни.
Глава IV. ЛОСКУТНОЕ ОДЕЯЛО
Назавтра, когдая проснулсянарассвете, оказалось, чтоменя весьма
нежно иласково обнимаетрукаКвикега. Можно было подумать, что я-его
жена.Одеялонашебылосшитоизлоскутков -из множества разноцветных
квадратиков и треугольничков всевозможных размеров, и его рука, вся покрытая
нескончаемымкритским лабиринтом узоров, каждый участок которыхимел свой,
отличныйотсоседнихоттенок,чемупричиной послужило,яполагаю, его
обыкновение во время рейса часто и неравномерноподставлять рукусолнечным
лучам,то засучив рукав до плеча, тоопустивнемного, - так вот, та самая
рукатеперь казаласьпросто частью нашего лоскутного одеяла. Она лежала на
одеяле, и, право же, узоры итонавсетак перемешались, что, проснувшись,
только по весу и давлению я мог определить, что это Квикег меня обнимает.
Странные ощущения испытал я. Сейчас попробую описать их. Помню, когда я
был ребенком, со мной однажды произошло нечто подобное - что это было, греза
илиреальность, я так никогда инесмог выяснить. А произошло со мною вот
что.
Янапроказничал как-то- кажется,попробовалпролезть накрышупо
каминнойтрубе,вподражаниемаленькомутрубочисту, виденномумноюза
несколько днейдо этого, а моямачеха, которая по всякому поводу постоянно
порола меня и отправляла спать без ужина,мачеха вытащила меняиз дымохода
заногии отослаласпать, хотябыло только два часапополудни 21июня,
самогодлинного дня в нашем полушарии. Это былоужасно. Ноничегонельзя
было поделать, и яподнялсяполестнице натретий этажв своюкаморку,
разделся по возможностимедленнее, чтобы убить время, и сгорькимвздохом
забрался под одеяло.
Я лежал, в уныниивысчитывая,что еще целыхшестнадцать часов должны
пройти, прежде чем я смогу восстать из мертвых. Шестнадцать часов в постели.
При одной этой мысли уменяначиналаныть спина. А как светло еще; солнце
сияет за окном, грохотэкипажей доносится с улицы,и по всемудому звенят
веселые голоса.Я чувствовал, что с каждой минутой положение мое становится
всеневыносимее, и наконец яслезскровати, оделся, неслышновчулках
спустившись по лестнице, разыскал внизу свою мачеху и, бросившись внезапно к
ее ногам,стал умолятьеев виде особой милостиизбить менякак следует
туфлей за дурное поведение, готовый претерпетьлюбую кару, лишьбы мнене
надобыло такнепереносимодолго лежать в постели. Ноонабыла лучшей и
разумнейшейизмачех,ипришлось мне тащитьсяобратно всвоюкаморку.
Несколько часов пролежал я там без сна, чувствуя себязначительно хуже, чем
когда-либовпоследствии, даже во времена величайших своих несчастий.Потом
я,вероятно,все-такизабылсямучительнойкошмарнойдремотой;ивот,
медленно пробуждаясь, - еще наполовину погруженный в сон, - я открыл глаза в
своей комнате, преждезалитой солнцем, а теперь окутанной проникшей снаружи
тьмой.