Ну,Квикег, думаюя, приданных
обстоятельствах это в высшей степени культурное начало.Даведь, по правде
говоря, как тут ни верти, а дикарям вообщесвойственна некоторая врожденная
деликатность; удивления достойно, насколько вежливы они по своейприроде. Я
с такой похвалой отзываюсь о Квикегепростопотому,что он проявил немало
учтивостиипредупредительности, в то времякакяповинен былв грубой
бестактности: лежав постели, я разглядывал его, внимательно следя за всеми
стадиямиеготуалета-насейразлюбопытствовзяловерхнадмоей
благовоспитанностью.Ведьтакогочеловека, какКвикег,некаждыйдень
увидишь-исамон,иегоповадкизаслуживаютсамоговнимательного
рассмотрения.
К одеванию он приступил сверху, водрузив на макушку свою бобровую шапку
- надо сказать, весьма высокую, - а затем, все ещебез брюк, стал шарить по
полу в поисках башмаков. Для чего это делалось, я, клянусьбогом, незнаю,
но вследующий момент он - в бобровой шапке и с башмаками в руке - очутился
подкроватью,где,насколько я мог судитьпо его прерывистомудыханию и
надсадному кряхтенью, он сталстарательно натягиватьбашмаки на ноги, хотя
никакимизаконами благопристойностине предусмотрено, чтобы человек должен
былобуваться вуединении.Но,понимаетели,Квикегбылсуществомв
промежуточнойстадии- ни гусеница, ни бабочка. Он былцивилизованровно
настолько,чтобывсевозможныминевероятными способами выставлятьнапоказ
своюдикость. Образование его еще небыло завершено. Он еще только учился.
Не будь он ужевмалой степеницивилизован,он бы, по всейвероятности,
вовсе не сталзатруднятьсебя башмаками; с другойстороны, еслибон не
оставалсявсеещедикарем,емубы никогданепришло в голову надевать
башмаки под кроватью. Наконец он вылезиз-под кроватив шапке, которая вся
промялась исдвинулась на самые глаза, и стал со скрипом, хромая, ходить по
комнате,видно оннеочень-то привыккобуви, аэтапарабашмаков из
воловьей кожи, сырых и сморщенных,и сшитых, надо думать, не на заказ, в то
немилосердно холодное утро поначалу мучительно жала ему ноги.
Ну а таккак занавесей у нас на окне не было и издома напротив через
узенькую улочкуотличновиднобыло все происходящее внашейкомнате,а
Квикег, расхаживающий в одной только шапкеи башмаках, представлялсобою в
высшейстепенинелепое зрелище,ясталуговаривать егоповозможности
понятнее,чтоб онхоть немногоускорил свойтуалет,главное же, чтоб он
поспешилнадеть наконец брюки. Он внялмоейпросьбе, азатем приступил к
умыванию. В тотутренний час всякий христианинна егоместе сталбы мыть
лицо. Квикег же - поразительно - ограничился лишьтем, что подверг омовению
грудь, плечи и руки. Потом он надел жилет, взял с сундука, служившего столом
и подставкой для умывальника, кусок твердого мыла, окунул его вводу и стал
намыливатьщеки.