Ее глаза были темно-изумрудного цвета, такие же бездонные, как и ее внутренняя сила — сила, которая завоевала его сердце. Такая же внутренняя сила будет и у их детей — сила покорителей Северного моря.
Она сильно сжала его руку, радуясь, что он пришел.
— На этот раз будет девочка, — она попыталась засмеяться.
Он сурово покачал головой.
— Нет, сын.
— Сын?
— Да, потому что так сказал Мергвин.
— Ох, — она глубоко вздохнула, но не закричала, потому что он был рядом. Она сплела свои пальцы с его. Началась новая схватка, ее словно жгло раскаленным железом, но она вздохнула с облегчением, потому, что ребенок уже шел. — Он идет! — крикнула она.
Олаф был с ней, когда она рожала первого ребенка, и теперь он тоже крепко держал ее за руки. Потом она смеялась и плакала одновременно, а он целовал ее, потому что ребенок уже родился, и Маэв показала его ей. Это действительно был мальчик.
— Он красивый? — требовательно спросила она.
— По красоте он превзошел все ожидания, — заверил ее Олаф.
Служанка быстро запеленала младенца и вручила его матери. Глаза Эрин расширились, когда она увидела, какой он крупный.
— Опять светловолосый, — пробормотала она. Олаф засмеялся, целуя ее густые, черные как смоль локоны.
— Боюсь, тебе придется дожидаться дочери, любовь моя, и может быть, у нее будут волосы, темные как ночь, — поддразнивал он ее.
Она застонала в притворном возмущении.
— И ты смеешь говорить об этом сейчас?
— Как только это будет возможно, — прошептал он, смеясь, и они одновременно почувствовали нежность друг к другу. Он подумал, как сильна их любовь это было главное в их жизни.
— А какие у него глаза?
— Тоже голубые, как у отца, — сказала со вздохом Маэв.
Она подмигнула Олафу, и они продолжали рассматривать младенца.
— Они могут еще изменить цвет, — сказала Эрин.
— У Лейфа ирландские глаза, карие, — напомнил он ей.
— Конечно, глаза могут менять цвет, — согласилась Маэв.
— Нет, они не изменятся, — уверенно сказал Олаф.
Младенец лежал на постели между матерью и отцом, а бабушка склонилась над ним. Его глаза были широко раскрыты, кулачки выбились из пеленки, и голос был очень громкий.
— Какой он требовательный, — заметил Олаф.
— Как и его отец, — подтвердила Эрин.
Она уже чувствовала любовь к своему младшему сыну. Она поудобней улеглась на бок и пододвинула его крохотный ротик поближе к своей груди. Ребенок схватил сосок и сильно, уверенно засосал, отчего у нее вырвался вздох, и она засмеялась. Олаф гладил ее волосы, пока они лежали вместе, и это была минута высочайшей нежности и покоя. Олаф подумал, что они это заслужили. Им пришлось через многое пройти.
Он заметил, что глаза Эрин закрылись. Маэв поймала его взгляд, и он кивнул ей. Он хотел взять младенца от жены, но Эрин быстро проснулась, и ее ресницы взлетели вверх в тревоге. Она схватила ребенка.
— Нет, не отнимайте его, — прошептала она, и он понял, что она испугалась. Не так давно их первый ребенок Лейф был похищен врагом Олафа, Фриггидом Датчанином. Теперь Фриггид мертв, сражен Олафом, но Эрин все еще не оправилась от страха, что дети могут быть снова украдены у нее.
— Это я, любовь моя, — успокоил ее он. — Это я. Позволь мне взять его, чтобы твои служанки могли сменить тебе белье, а мать — помыть тебя. Это я, Эрин.
Ее зеленые глаза снова закрылись. Улыбка, подаренная ему, была умиротворенной.
— Эрик, — невнятно прошептала она. — Он будет Эриком. Лейф назван в честь моего брата, Эрик — в честь твоего.
Олаф был доволен.
— Пусть будет Эрик, — согласился он мягко, Он поднес новорожденного к окну и, склонившись над ним, стал его разглядывать. Волосы младенца были густые и почти белые, его глаза, все еще широко раскрытые, были действительно синие, как у жителей Севера. Мальчик был очень крупным.
— Ты будешь нравиться всем, — прошептал Олаф.