Но она плакала и не могла остановиться. Она не понимала, как он мог быть обаятельным и нежным и тут же нанести ей оскорбление. Она нравилась ему — в этом Белл не сомневалась, вспоминая, как он шутил с ней, поддразнивал и осматривал ее ногу. И потом, когда она начала расспрашивать о войне, он не был вполне откровенным, но и не пренебрег ее вопросами. Он мог вообще промолчать, если бы Белл была ему безразлична.
Наклонившись, Белл подняла виновника своих слез, острый камушек, и зло зашвырнула его в гущу деревьев. Хватит плакать, пора здраво обдумать положение и разобраться, чем вызвана такая переменчивость настроений этого человека.
Нет, тут же решила Белл, впервые в жизни ей не хочется успокаиваться и рассуждать разумно. Все, чего ей сейчас хочется, — выплеснуть ярость. Она и впрямь кипела от гнева.
К тому времени, как Белл достигла Уэстонберта, ее слезы высохли, и она немного успокоилась, злорадно строя планы отмщения Джону. Она не собиралась осуществлять эти планы, но просто обдумывая их, получала некоторое удовольствие.
Белл проковыляла через огромный холл и уже подошла к подножию изогнутой лестницы, когда Эмма окликнула ее из ближайшей гостиной:
— Это ты, Белл?
Белл дохромала до открытой двери, просунула в нее голову и поприветствовала кузину.
Эмма сидела на диване перед грудами гроссбухов, разложенных на столе. Заметив растрепанные волосы и заплаканное лицо Белл, она приподняла брови.
— Где ты была?
— На прогулке.
— В одном ботинке?
— Это последний крик моды.
— Или очень долгая история.
— Не долгая, скорее, неприличная.
— Разумеется — как любые прогулки босиком.
Белл со страдальческим выражением закатила глаза. Эмма сама была способна бродить по колено в грязи, лишь бы добраться до своего излюбленного места рыбалки.
— С каких это пор ты стала образцом хороших манер?
— С тех пор, как… не важно, подойди и сядь рядом. Я скоро сойду с ума.
— В самом деле? Любопытно…
Эмма вздохнула.
— Не издевайся. Алекс не выпускает меня из этой проклятой гостиной, опасаясь за мое здоровье.
— У медали есть и оборотная сторона: такой поступок — свидетельство вечной любви и преданности, — заметила Белл.
— И слава Богу, иначе я бы просто задушила его. Если дать ему волю, он заставил бы меня пролежать в постели до самых родов. Мне и так уже запрещено ездить верхом.
— И ему это удалось?
— О чем ты?
— Я имею в виду — удалось запретить?
— Вообще-то нет, он не принимает решения за меня, как поступают большинство мужчин с женами, но он ясно дал мне понять: он будет сходить с ума от беспокойства каждый раз, когда я отправлюсь прокатиться на Бостоне — и черт побери, я слишком люблю его, чтобы беспокоить! Иногда бывает лучше обратить разговор в шутку и смириться.
— Гм… — Белл задумалась. — Не желаешь ли чаю? Я продрогла. — Она встала и позвонила, вызывая горничную.
— Нет, спасибо, но я прикажу принести чаю тебе.
Горничная бесшумно вошла в комнату, и Эмма заказала ей чай.
— И будьте любезны сказать миссис Гуд, что через час я зайду к ней, чтобы обсудить меню на ужин. Мы ждем гостя, и потому, пожалуй, понадобится приготовить что-нибудь особое.
Горничная кивнула и покинула комнату.
— Кто это сегодня ужинает у нас? — удивленно спросила Белл.
— Тот самый Джон Блэквуд, с которым ты познакомилась несколько дней назад. Вчера Алекс пригласил его, разве ты забыла? Поговорим об этом за чаем.
Сердце Белл ушло в пятки. Она и вправду забыла о сегодняшнем ужине.
— Это приглашение совсем выскочило у меня из головы, — пробормотала она, жалея, что чай еще не принесли и нельзя скрыть лицо за чашкой. Судя по всему, ее щеки сейчас полыхали.
Если Эмма и заметила ее румянец, она ни словом не обмолвилась о нем.