Было это на самом деле или привиделось в темноте Хвет не взялся бы спорить и на медяк. Во всяком случае, никто затем уже не ломился сзади через лес и не орал проклятия во всю глотку. И это, если честно, пугало еще больше.
Что бы ни случилось там, на поляне, но здесь на открытом месте беглецов было видно со всех сторон. В лесу лунный свет не пробивался сквозь переплетенные кроны, и деревья до верхушек стояли в чернилах, гудящих ночными звуками, в которых всякий мог отыскать для себя кошмар по вкусу. Если деревенские наконец сожгли все факелы и слишком устали, чтобы орать (речи не шло о том, что вдруг поумнели), то могли подойти незаметно, получив желанное представление не вполне тем способом, на который рассчитывали артисты.
Хвет резко обернулся на шелест, приготовившись к прыжку. Из травы вспорхнула разбуженная птица, что-то гугукнув в полете, и скрылась в кронах. Парень облегченно вздохнул, распрямил спину и снова повернулся к девице, торопя ее жестом.
Еще минуту, Хвет простонала названная Аврил. Ноги совсем не держат.
Если еще протелимся, эти уроды нас найдут, и твои ноги будут болтаться с ближайшей ветки. Дойдем до рощи, тогда заночуем. Здесь нельзя долго, ответил названный Хветом, кивнув в сторону черной полосы за полем. Давай руку!
Девушка, все время сжимавшая в правой нож, ловко перекинула его в левую и подалась всем телом вперед, вставая на ноги. Легкая и гибкая, она все же не удержалась и застонала от множества мелких ран, полученных на различных этапах непредвиденной экспедиции. Впрочем, могло быть гораздо хуже
Ну и ночка, блин! Подкараулить того ублюдка, пустила бы шкуру на ремни! У тебя все руки в крови. Сильно ранен?
Не, в порядке все, отмахнулся он, пытаясь не паниковать от одной мысли о странном месте посреди леса. От локтей до середины ладоней тянулось два тонких одинаковых пореза, будто кто-то провел по его рукам скальпелем.
Сзади с юбок у девушки свисал впившийся в складки дротик, пущенный кем-то из пращи. Парень нетерпеливо отцепил его, вырвав клок ткани, за что был награжден подзатыльником. От резкого движения она снова застонала. Под лопаткой кровоточила рана, питая расползшееся по блузе пятно.
Ее брат выглядел не лучше: лоб рассекала рана, и его лицо было блестящим и красным, как у гневного божества из китайской преисподней. Отличала только чуждая азиатам огненно-рыжая шевелюра и круглые, как у зайца, глаза а так вылитый Чань-Пынь-Как-Его-Там-С-Бубном.
Ее брат выглядел не лучше: лоб рассекала рана, и его лицо было блестящим и красным, как у гневного божества из китайской преисподней. Отличала только чуждая азиатам огненно-рыжая шевелюра и круглые, как у зайца, глаза а так вылитый Чань-Пынь-Как-Его-Там-С-Бубном.
Забудь о нем, Хвет тянул девушку за собой. Слушай: побежим быстро. Поняла? Тут как на ладони со всех сторон.
Повезло Бандону, прохрипел из колеи толстяк, прекратив пыхтеть и ругаться. То и другое было основными признаками его жизни, так что стоило заподозрить неладное, если что-то из этого прекращалось.
Есть момент, согласился невидимый персонаж в бурьяне, скрипя суставами.
Над травой выросла лысая, как булыжник, голова с большим родимым пятном, насаженная на сутулые костистые плечи. Мужчина привычным движением устранил изъян бесформенным париком, оставаясь сидеть в лопухах, как гигантский первобытный кузнечик.
На хрена тебе парик, Гумбольдт? Сов пугать? И, как я уже много раз говорил, у тебя слишком длинное имя даже для такой дылды. И слишком короткий отросток. Позорно короткий и уродливый, толстяк перевернулся на спину и теперь лежал пузырем поперек дороги, имея с ней общий цвет.
Хряк, он и есть хряк, философично заметил обладатель парика, стянув его с головы и спрятав за пазуху, словно несчастливую летучую мышь. Лишь в грязи ты обретаешь счастье и рассудок, мой сальный мудаковатый друг.
Ну, вы, мудаковатые друзья, пошли! раздраженно зашипел Хвет, дергая Гумбольдта за шиворот ветхой куртки. Воротник остался в его руке. Хряк, Аврил, быстрее!
Э дай сюда, вслед за париком за пазухой скрылась оторванная деталь туалета. Это крайне ценный мех.
Хоть немного шерсти на голой жабе, не преминул ужалить толстяк, ворочаясь на дороге.
Лысый хрустнул членами, собираясь внизу и раскладываясь вверх, как стремянка. Хряк, придерживая широкие клоунские штаны, снова перекатился на живот и не без труда принял вертикальное положение, не слишком выиграв в высоте.
Ну и задница у тебя, милый друг, попотчевал его Гумбольдт, помогая держаться на ногах.
Четверка беглецов, попеременно оглядываясь, засеменила сквозь голые поля под луной подругой всех воров и бродяг. В ту ночь она весьма подружилась еще и с горсткой странствующих комедиантов, коих и днем не всякий отличит от вторых и первых.
Миновав поле и сделав петлю вдоль мелкой речки, они свалились под кроной дремучей ивы, ветви которой мели по самой траве, надежно скрывая от любых взглядов. Где-то рядом завозились и смолкли разбуженные пришельцами утки.
Хвет еще долго прислушивался к ночным звукам, силясь угадать в них походку полоумных крестьян, бросившихся на них прямо посреди выступления. Кто бы знал, что эти идиоты поклоняются своему бородатому богу с его «семьюдесятью семью основами», среди которых строгий запрет на лицедейство1! Ходила лиса к охотнику кур просить А весь скарб, что пришлось бросить?! Одних шляп и масок на два золотых! Запасная упряжь. Одежда Убогая деревенщина! Козлы подкоряжные! Эх! Сегодня ушли, а что дальше, скажите вы мне? Завтра очередная тихая деревушка с милыми пастушками, любителями живьем содрать шкуру под святым деревом?