Юноша скрипел зубами от бессильной злости. Если б не навалившаяся усталость, нашлось бы место и размышлениям о жизни, о бродяжьей с детства судьбе и вообще Там бы и пожалеть себя. В досаде опрокинуть стакан крепленого Но и он в конце концов сомкнул веки, скатившись в тревожный сон, в котором над горящим лесом летали свиньи в белых плащах, высматривая, кому наделать на голову.
Ива над беглецами мерно шевелила ветвями, предсказывая судьбу. Но ее никто не слушал, а потому судьбы наперед не узнал, довольствуясь недостоверными сновидениями.
Кусты без рояля
Над бескрайним морем встает оранжевое солнце. Встает оно, конечно, и над каньоном, равнинами и даже над барсучьей норой в лесу. Солнцу вообще все равно, над чем вставать. Оттого не минует оно страну между ледниками и теплым морем, напоминающую сверху простертый огромный четырехлистник, разделенный реками и низинами.
Вы смотрите на величественную Кварту.
Ее Северный кантон упирается в скалистую покрытую льдами местность. Южный омывает Круглое море. Восточные границы соседствуют с племенами, названия которых не выговорить без изнурительных тренировок. Их стойбища и огромные стада мохноногих яков легко заметить на голых равнинах среди озер. Но присмотритесь хорошенько к дымке над Западным кантоном, и увидите бесформенное родимое пятно это Сыр-на-Вене, столица Кварты и ее самый большой город. Кто-то не без издевки добавит: самый шумный, загаженный и опасный. Но мы чужды пораженческим настроениям, поэтому, согласившись с перечисленным, добавим: самый богатый, пестрый, жадный до новостей и развлечений.
История, к рассказу которой мы приступили и в развитие коей вы теперь невольно вовлечены, началась ранней осенью неважно какого года в Северном кантоне, где на рассвете одну из многочисленных жидких рощиц среди полей огласил осипший в простуде голос:
Поднимай задницу, Хвет!
Спящий открыл глаза. Что-то воздушное и цветное, парившее во сне, разбилось на куски о комковатую фигуру Хряка, толкавшего его ногой в бок.
Фхрщ Что?..
Юноша сел, как марионетка, выставив вперед руки. Перед его глазами сталкивались круги, понемногу уступая буколической панораме. Кажется, на лугу танцевали девушки в красных лентах, где-то за листвою играла флейта или это они играли на флейте
Пора двигать, пробурчал толстяк из-за плеча, распихивая что-то по карманам.
Поверьте, это была наихудшая альтернатива обнаженным танцующим флейтисткам. Хвет мысленно посоветовал мирозданию запретить унылых толстяков по утрам, чтобы не портить настроение на весь день.
В роще было зябко и влажно от тумана, словно растворившего в белом стволы деревьев. В порыжелых кронах скандалила пернатая мелочь. Хвет поежился. От этого мокрая грубая одежда кошачьими языками прошлась по коже. Вся компания уже была на ногах. Аврил с хмурым лицом рассматривала свой погибший наряд и исцарапанные руки.
Рану придется шить, кивнул на нее Гумбольдт, обращаясь к юноше. Добраться бы поскорей до дома
«Дом» на этот раз был таверной в местечке со странным незапоминающимся названием2, где труппа остановилась, решив поколесить по округе, сплошь состоявшей из маленьких пропахших навозом деревенек, где артистов в лучшем случае не пытались сразу убить. А если и платили за выступление, то парой червивых репок, брошенных из толпы, и не всегда, кстати, с целью накормить пришельцев. Что было вообще соваться в эти края?..
Все четверо двинулись цепочкой по узкой тропке в сторону поселения, где два дня тому оставили в конюшне великана Бандона. Теперь они шли в обратном порядке, чем спасались ночью: Гумбольдт, Хряк, Аврил и Хвет.
То и дело толстяк подгонял дылду палкой, сетуя на его нерасторопность и кривые ноги. Тот ворчал в ответ, что, мол, Хряк может идти первым, а не пускать пузыри своим неумытым ртом ему в поясницу. На это Хряк ядовито отвечал Впрочем, не все ли нам равно, что отвечал дурак дураку? А важно то, что, когда процессия уже почти миновала рощу, выйдя на мелколесье, из-под затянутых паутиной кустов кто-то сдавленно кашлянул, как это делают для того, чтобы быть замеченными в респектабельном обществе. Ну, может, чуть надсаднее, чем принято в салонах, однако кашель есть кашель.
Гумбольдт, идущий первым, мгновенно соскочил с тропы, готовый бежать или защищаться. Это был самый нелепый в мире прыжок самого неприспособленного к прыганью существа, которое девять к десяти готово было именно что бежать, а вовсе не вступать в драку.
В принципе, дылда был грозным бойцом длинноруким, ловким и бесстрашным. Но для того, чтобы эти качества проявились, его нужно было наглухо загнать в угол и перепугать до полусмерти. Последний раз в открытом бою он теснил родственников несостоявшейся жены, размахивая насаженной на вертел индейкой. Этот случай вошел в мировую историю как Великая индюшачья победа, даровавшая Гумбольдту свободу от брачных уз и мирных лет на семейной ферме. Теперь ни одной невесты на горизонте не маячило, и ситуация не казалась ему такой уж безнадежно опасной.
Нечто, таившееся за занавесом листвы и посеребренной росами паутины, не унималось: