Канал грёз - Бэнкс Иэн М.

Посвящается Кену Маклеоду

Демередж

Глава 1

«ФАНТАСИА ДЕЛЬ МЕР»

Тюк, тюк, тюк… отдается в черепной коробке легкое постукивание — это растет давление.

Впервые услышав это постукивание сквозь шум своего дыхания и шипение сидящего на спине акваланга, обхватившего ее пластиковыми щупальцами и заткнувшего ей рот резиной и металлом, она испугалась. Сейчас она слушала эти щелчки спокойно, как будто там внутри включился неисправный метроном, неровно отсчитывающий удары костяного сердечка.

Постукивание в голове означало всего лишь реакцию организма на возрастание водяного столба над головой, по мере того как она, прорезав колышущееся зеркало воды, погружалась в глубь теплого озера, устремившись к глинистому дну, из которого торчали пни давно умерших деревьев.

Однажды ей довелось держать в руках череп, и она видела бороздки, которыми была покрыта его поверхность; тонкие, как волоски, они вдоль и поперек испещрили ее извилистыми линиями, похожими на русла рек, избороздивших лик костяной планеты. Эти бороздки называются швами. Кости черепа начинают расти и сближаться друг с другом, когда ребенок еще находится в утробе. Пластины соединяются, и только в одном месте на темечке сохраняется не заросшее пространство; для того чтобы головка младенца прошла через таз матери, там остается мягкий и беззащитный родничок, который срастается позже, и после этого мозг уже надежно защищен прочными стенками черепной коробки.

Впервые услышав эти звуки, она подумала, что шум вызван сжатием черепных костей, от которых передается к ушам… Но Филипп объяснил, что она ошибается и на самом деле это неритмичное постукивание возникает в пазухах.

Вот оно началось снова, будто медленный перебор костяшек на счетах: тюк, тюк, тюк…

Она зажала нос и дунула, выравнивая давление по обе стороны барабанных перепонок.

Погружение продолжалось; она плыла вниз, следуя в двух метрах за Филиппом, все время видя перед собой его ласты, ощущая общий ритм их движения, чувствуя, как ее ласты рассекают воду в такт взмахам Филиппа. Его ноги белели впереди, и ей вдруг показалось, что они похожи на двух упитанных и, как ни странно, удивительно грациозных червей; она рассмеялась в загубник. По мере того как они опускались все глубже, маска сильнее прижималась к лицу. Тюк, тюк…

Филипп выровнялся, перестал погружаться. Теперь она отчетливо видела дно — бугристую серую поверхность, постепенно теряющуюся во мраке. Из ила торчали остатки старых деревьев, следы затонувшей жизни. Филипп быстро оглянулся через плечо, она махнула ему рукой и, тоже выровнявшись, поплыла за ним над затопленной поверхностью суши, от которой поднимались медлительные облачка ила, потревоженного их ластами. Тюк…

Давление в жидкостях и газах, находящихся внутри ее тела, и давление воды над головой достигли временного равновесия. Теплая вода ласкала кожу, словно шелк, волосы при движении струились волнами и, колыхаясь, нежно касались шеи.

Убаюканная невесомостью, размеренным равномерным скольжением, медлительным полетом над вековыми отложениями донного ила по струящемуся следу, проложенному в стоячей воде мужчиной, она отдалась течению мыслей.

Как всегда, погрузившись под воду, она почувствовала себя отъединенной от дышащей человеческой общности, оставшейся наверху. Здесь она испытала, пускай и краткое, ощущение свободы. Эта свобода была ограничена целым рядом жестких условий, таких как длительность и глубина погружения, количество атмосфер, запас воздуха и навыки ныряльщика, состояние снаряжения и баллонов. Это была свобода, купленная ценой навьюченного на спину груза шипящих, пощелкивающих и булькающих аппаратов, и все же это была свобода. Воздух в загубнике имел вкус свободы.

Под волнами, когда голова приспособилась к давлению, это скольжение сквозь теплую воду напоминало ей длительные и легкие роды.