Глаз выглядел неважно: красный, заплывший. Скоро синяк побагровеет. Зато с губ смылась почти вся запекшаяся кровь. Осталась только тонкая полоска.
Ван Герден провел бритвой от левого уха вниз, потом от подбородка к шее, потом снова начал сверху, не глядя на свое отражение. Натянул кожу на подбородке, выбривая места вокруг рта, потом повторил то же самое с другой стороной лица, сполоснул бритву, вымыл раковину горячей водой, спустил воду. Причесался. Щетку для головы пришлось сначала почистить: в ней было полно черных волос.
Надо купить новые трусы. Надо купить новые рубашки. Надо купить новые носки. Брюки и куртка еще сносные. Галстук — да пошел он! В комнате было темно и холодно. Десять минут двенадцатого; дождь бьет в стекло.
Он вышел. Кемп распахнул перед ним дверцу своего внедорожника.
Они долго ехали молча — до самого Милнертона.
— Куда?
— В город.
— Тебе что-то нужно.
— Одна моя ученица открыла частную практику. Ей нужна помощь.
— Ты что, ее должник?
Кемп только хмыкнул в ответ.
— Так что было вчера вечером?
— Я напился.
— А вчерашний вечер чем отличался от остальных?
В лагуне напротив поля для гольфа сидели пеликаны. Они невозмутимо питались, не обращая внимания на дождь.
— Там стояло полно их поганых внедорожников.
— И поэтому ты напустился на них?
— Толстяк первый меня ударил.
— За что?
Ван Герден отвернулся.
— Я тебя не понимаю.
Кемп откашлялся.
— Ты можешь прилично зарабатывать. Но ты так паршиво к себе относишься…
Мимо пронеслись заводы промзоны Парден-Айленд.
— Что все-таки произошло?
Ван Герден смотрел на дождь; лобовое стекло было все в мелких капельках. Потом он досадливо вздохнул, словно выражая свое отношение к тщете жизни.
— Скажи чуваку: из-за того, что у него крутая тачка, у него мужское достоинство не вырастет, и он притворится глухим. Но попробуй только задень его жену…
— Господи!
На долю секунды ван Герден снова ощутил ненависть и облегчение, освобождение от вчерашнего вечера: пятеро мужчин среднего возраста с лицами искаженными от гнева били его и руками и ногами. Драка продолжалась до тех пор, пока трем барменам не удалось их разнять.
Они молчали до тех пор, пока Кемп не остановился у какого-то здания на береговой линии.
— Четвертый этаж. «Бенеке, Оливир и партнеры». Скажешь Бенеке, что ты от меня.
Ван Герден кивнул и вылез из машины. Кемп проводил его задумчивым взглядом.
Ван Герден захлопнул за собой дверцу внедорожника и вошел в здание.
После того как хозяйка кабинета пригласила его сесть, он неуклюже плюхнулся в кресло, всем своим видом демонстрируя недостаток почтения.
— Меня прислал Кемп. — Вот и все, что он сказал.
Она кивнула, на мгновение остановила взгляд на его заплывшем глазе и разбитых губах, но сделала вид, что ничего не заметила.
— Мистер ван Герден, по-моему, мы с вами можем помочь друг другу. — Садясь, она подоткнула под себя подол юбки.
«Мистер», надо же! Пытается держаться с ним как с ровней. Знакомый подход! Ван Герден ничего не ответил. Он внимательно оглядывал лицо новой знакомой. Интересно, от кого из предков ей достались нос и рот. Большие глаза и маленькие уши. Генетика иногда выкидывает странные штуки. Передним сидела женщина, которую можно было назвать почти красавицей.
Она положила руки на столешницу и сплела пальцы.
— По словам Кемпа, у вас есть опыт сыскной деятельности, но в настоящее время вы не заняты этим на постоянной основе. Мне нужна помощь хорошего сыщика. — Женщина говорила легко и непринужденно. И явно была знакома с основами психологии. Ван Герден решил, что его новая знакомая не дура. По крайней мере, чтобы вывести такую из себя, понадобится больше времени, чем обычно.
Она выдвинула ящик стола, достала оттуда папку.
— Кемп говорил вам, что я опустился?
Руки на столе слегка дернулись. Хозяйка кабинета натянуто улыбнулась:
— Мистер ван Герден, ваш характер меня не интересует. Ваша личная жизнь меня не интересует тоже. У меня к вам деловое предложение. Я предлагаю вам временную работу за достойное вознаграждение.
Ах, чтоб тебя! Какие мы сдержанные! Как будто ей все известно заранее. Думает, раз у нее есть ученая степень и дорогой мобильник, ей ничего не страшно.
— Сколько вам лет?
— Тридцать, — не колеблясь ответила она.
Ван Герден покосился на ее руки. Кольца нет.
— Итак, мистер ван Герден, вы согласны?
— Зависит от того, что вам нужно.
2
Моя мать была художницей. Мой отец был шахтером.
Впервые она увидела его в холодный зимний день на подмороженном поле стадиона в Олиен-Парке. Его полосатая футболка с эмблемой команды порвалась в клочья. Он медленно брел к боковой линии, чтобы переодеться. Она увидела его великолепный торс, красиво развернутые плечи и плоский живот.
Потом она всякий раз подробно рассказывала, что небо в тот день было светло-голубое, серел выцветший, вытоптанный газон на поле. На трибуне сидела группка студентов — болельщики, которые шумно поддерживали свою команду, игравшую с шахтерами. Их фиолетовые шарфы казались особенно яркими на фоне скучных серых деревянных скамеек. Всякий раз, слушая маму, я представлял себе ее саму. Стройная фигурка, запомнившаяся по черно-белой фотографии тех лет, сигарета в руке, темные волосы, черные глаза. Такая задумчивая красавица. А мама рассказывала, что, как увидела отца, его лицо и фигура показались ей совершенно неотразимыми и правильными. Но за красивыми лицом и телом она сразу разглядела его душу.