Говорю, чи много ль возьмешь?
Рублей пять, не больше, сказал я. Она, видать, собралась в дальнюю дорогу, раз оделась в зимнее, и я не стал включать счетчик, с гривенника начинать план не стоило.
Милый, да как же это? Погоди-ка Со мной всего-то капиталу одиннадцать рублей! А мне аж до города Талпеды ехать
Как-нибудь доберешься, сказал я. Мы уже подъехали к вокзалу. Я вылез и достал из багажника мешок. На весу нести его было трудно, а на плече нельзя: что потом станет с моей рубашкой? Нужна была газета старая, с засохшей краской, и я побежал за ней в вокзальный киоск. Когда я вернулся, старушка в прежней позе сидела в машине.
Не доеду теперь Пропаду, покорно, на одной ноте сказала она, глядя на меня беспомощно и ласково, наверно, древние верующие люди встречали таким взглядом свою смерть. Бабка протягивала мне темную сморщенную жменю, и я разглядел там ветхую чистенькую пятерку, сложенную в три сгиба.
Ты чего это надумала? сказал я. Как же ты прожила жизнь? Я пошутил, а ты Как же ты прожила?! Спрячь деньги!
Так неш я знаю? Ты на меня не сердись, милой Я в город Талпеду, к зятю еду.
Я не слыхал, чтоб на свете был такой город, и сказал:
Сволочь твой зять, вот кто!
Да не-ет, не согласилась она, Михалыч-то хороший! Он там на корабле рыбу полонит.
В Клайпеде, что ль? спросил я.
Ага, в ей, в Талпеде А ты не сердись, ладно?
Сама ты Талпеда, сказал я, и мы пошли в вокзал она впереди, а я с мешком сзади. Настроение у меня было то самое, что мы с Генкой называем железным
Пока я пристраивал в вокзале мешок и его хозяйку, пошел дождь. Осадки таксистскому плану не помеха, если они затяжные, людям все равно надо жить и передвигаться, но короткий тучевой дождь плохо: жители нашего города предпочитают пережидать его дома или в подъездах и не тратиться на вынужденное такси. Я поехал на ближайшую стоянку. Там уже припухали три наши машины, и в последней горел плафон: ребята забивали козла. Они позвали меня «четвертым», но я не пошел. Эту игру, наверно, выдумали природные калеки или каторжане. Во всяком случае не сильные и не свободные в выборе развлечений люди.
В «Экране», что я захватил в вокзальном киоске, рекламировались съемки «Анны Карениной». Вронский с Анной тут были похожи на себя в такой же степени, как похожи мы с Генкой на испанских рыцарей. Не больше. Что ж, наверно, трудно актеру или актрисе подделаться под каких-то там князей и княгинь. Наверно, не простое это дело А вообще-то в настоящей жизни подделаться под кого-то можно. И легче подделаться слабому под сильного, чем наоборот. Тут нужно только «напустить» на себя вид заучить жест и слово, а вот сильному под слабого сыграть в жизни труднее, потому что в этом случае надо «спускаться», а полностью спуститься с «себя», по-моему, невозможно Мне, например, легко играть перед Генкой роль сильного, потому что на самом деле мы с ним ровня. Во всем, кроме внешности: у меня серые глаза, русые волосы и рост сто восемьдесят сантиметров. Генка ж мне по плечо. Глаза у него карие, с цыганской поволокой, а нос трепетный, как у девчонки. Генка сентиментален. Он любит музыку, цветы, стихи и птиц. Его легко обидеть. Ну и что было б, если бы ему пришлось убедиться в том, что я в точности такой же, как он? Нет, Генке это не надо знать. Кто-то из нас должен быть сильным
Нам с ним неизвестно, чьи мы родом и откуда мы, судьба свела нас в детдоме, в войну, когда наши освободили Одессу и подобрали там беспризорников. Тогда нам было года по три, и с тех пор я старшинствую над Генкой
Дождь прошел, а пассажиры не подходили, и я решил поискать их сам. В центре, возле редакции местной «Правды» ко мне сели двое в одинаковых белесых плащах-пыльниках и синих беретах. Мы поехали к шашлычной. У клиентов были поразительно схожие голоса какие-то крикливо-перепальные, без переходных интонаций. Они всю дорогу ругали кого-то подонком и свинокожим мешком, набитым патологическими позывами к предательству. У шашлычной пассажиры одновременно начали обшаривать свои карманы. Мне следовало всего лишь девяносто пять копеек, а они все суетились и суетились, и движения их рук были расчетливо спутаны и безадресны, и я знал, что это значит оба уклонялись от платежа. В таких случаях от того, кто первым не выдерживает и расплачивается, обычно следуют щедрое «Сдачи не надо» и резкий захлоп дверцы. От таксиста в этих ситуациях требуется как бы бездоговорная солидарность с потратившимся, таксист, видите ли, должен тогда оценить «жест широты», благодарно улыбнуться и сказать «спасибо». Я ничего этого не сделал, потому что настроение у меня было железное, и вместо переплаченных мне пяти копеек вернул шесть. Тому, кто платил. Он машинально взял у меня две трехкопеечные монеты и швырнул их на заднее сиденье. Я попросил его не сорить в казенной машине советскими полноценными копейками, и его непотратившийся приятель опасливо взглянул на меня и поспешно подобрал монеты.
Вот таким путем! сказал я. Желаю приятно кутнуть.
До свидания, товарищ водитель, ответил тот, что подбирал копейки. Рады были познакомиться с вами!
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...