Антология - Книга осенних голосов стр 3.

Храня непорочность Мышкина в «Идиоте»,
Лелея коварство опытного индейца,
Быть первым, быть вечно первым, на самом взлете,
Когда от падений некуда больше деться!

А может быть, все мираж, и вождя надули?
Как пьяницу, что шатается на вокзале
И, путая синяки со следами пули,
Истошно вопит: «Они меня заказали!»?

Вождю отвечают: «Надо бы попуститься.
Запомни, не ты один на планете гений».
Но в облаке над ЧАЭС пролетают птицы,
Поэзией облученные, как рентгеном;

И цель на табло мигает в вокзальном зале:
Пора выбывать из шумных житейских скачек.
Такие дела Вождя уже заказали
И вождь этот я.
Но главное: я заказчик.

Вчера я был убит. Сегодня я
Очнулся под землей и ткнулся лбом
О бархат крышки, изломав хребет
В попытке встать хотя б в неполный рост
С небес я слышал щебет соловья,
Рев Боингов и тихий рокот бомб.
Вдали все так же бронзовел Тибет.
В норе все так же шевелился крот.

Я был убит. О Господи, за что?
Я обстоятельств действа не засек
И не увидел главного лица,
За пять минут до гибели устав
Палач был тих. Палач носил пальто.
Палач негромко кашлял это все,
Что я заметил. Сказку до конца
Досматривать нельзя: таков устав.

Теперь мой пульс спокоен, как удав.
Я рою грунт со слабостью сохи.
Участок мой не ведают: ни Google,
Ни справочник, ни Книга Берейшит
Прозрение приходит, как удар:
Я был убит, конечно, за стихи.
Вернее, так: за то, что я могу
Сказать стихами то, что их страшит.

Я помню казнь: мой лучший друг сказал,
Что я «поэт гражданских кабаков».
Передо мной кривлялся мелкий бес.
И отпевал меня схизматик-поп
Потом мой друг уехал на вокзал.
Бес выдохся. Поп спать ушел в альков.

Я пролежал Субботу и Воскрес.
Пришла Мария и открыла гроб.

Закрыть глаза и спать, и спать, и спать,
Не видя снов.
Всю жизнь до самой смерти.
Будильник сел.
Будить его не смейте.
Добро и Зло отмечены как спам.

Закрыть глаза родных не встретив глаз
(Того, вернее, что от них осталось).
Так бабушки, когда приходит старость,
Ложатся в рай, забыв на кухне газ.

Закрыть глаза так раковый больной,
Навеки веки под рукой сестричек
Смежает,
Улетая к Беатриче
И обретая дантовский покой.

В полнейшей тьме ты весь как будто «над»:
Не только тьмой,  но даже белым светом,
Что греет чернокожую планету

Закрыть глаза
И Африки не знать.

Закрыть глаза не видеть в них тебя
(Читай: себя)  и весь народ йоруба.

А женщины, которых любит Рубенс,
Готовят фарш для пышных кулебяк.

Мне рассказали Я бы не
Смог написать ни ямба сам:
Будда сидел под яблоней.
Будде хотелось яблока.

«Будде хотелось»?!  Опаньки!
Факт вопреки пророчеству.
Это в какой же опере
Будде чего-то хочется?!

Страсти давно похерены,
Но не об этом песенка:
Яблоко было зелено,
Будде не дали лесенку.

Будда стоял растерянно.
Будда тянул кота за хвост.
Лезть мудрецу на дерево
Вроде бы не по статусу.

Вышло светило яркое
Выжгло сады по осени:
Спелые чудо-яблони
Сами плоды и сбросили.

Будду при виде яблока
Радость постигла дикая
Вдруг червячок из ядрышка
Йогу сказал: «Иди-ка ты!

Мне и без будд здесь нравится.
Гажу я здесь и юркаю!»
В общем, согласно правилам:
Будда не пара Ньютону.

Памяти Иосифа Бродского

Ты приедешь ко мне я не брошусь с порога встречать:
Как тогда, полупьяным,  с блевотой и счастьем в обнимку.
Я теперь выхожу не в кабак, не на площадь,  а в чат.
Аватар, согласись, не украсишь рентгеновским снимком.

И пишу я теперь (даже стыдно!), как глупый кадет
В эмиграции,  приторный, пафосный вальс в стиле ретро.
А по улицам ходят молекулы в виде людей.
Ганс читает спецкурс по фрейдизму.
А бедная Грета

Доедает в «Макдональдсе» свой двухэтажный хот-дог,
Опуская глаза перед взглядом бездомной собаки.
Ты приедешь все тот же
Высокий. Усталый. Худой.
В очень модной подаренной мной (или кем-то) рубахе.

Было время, ты помнишь, чужих я боялся вещей?
Я снимал их с тебя, как с Маруси казак коромысло.
Но сейчас, кто что носит, поверь, не несет вообще
Никакого ни личного, ни социального смысла.

Ты приедешь в мой дом он покажется страшно чужим.
У него по весне отрастут стометровые башни,
И на каждой из них будет маленький призрачный джинн
Выпускать из бутылки смешные мечты о вчерашнем.

Ты, конечно, захочешь узнать, что случилось в конце:
Где хозяин?
Где старая кухня с прокуренным газом?

Но в ответ только хрипло затявкает, дергая цепь,
Внук той сучки, что стала котлетой для девочки Ганса.

Наташе Антоновой

Выйди, Сестренка.
Прятаться больше негде:
Светит, как солнце, твой пацифистский нимб.
Наши мужья Поэты тусят на небе.
Мы непонятным раком сидим под ним.

Дай закурить.
Забей сигарету праной.
Верю в Тебя,
Как дети в советский фильм.
Видишь, как щедро хлещет нектар из крана?
Только не вздумай ставить проклятый фильтр.

В каждом прохожем
Прячутся херувимы.
В каждом дерьме
Вместилище чистоты.
Мы беззащитны так, что неуязвимы:
Нам непонятно, кто изобрел щиты.

Это, конечно, глупо
Дышать эфиром.
Всей внутривенной пропастью падать в рожь.
Кто-то Большой на жизнь не поставил фильтра:
Так и кури, Сестренка,
Авось, умрешь.