– А что жилетки? – спрашивает Ривис Тода. – Они… не вышли из моды?
– Нет, Джордж, – отвечает Хэмлин. – Разумеется, нет.
– Нет, – соглашаюсь я. – Жилетки никогда не выходили из моды.
– Тогда вопрос — как их следует носить? – спрашивает Хэмлин.
– Они должны облегать… – одновременно произносим мы с Ривисом.
– Извини, – говорит Ривис. – Продолжай.
– Ничего, – замечаю я. – Давай ты.
– Ну давай же, – просит Джордж.
– Ну, они должны хорошо облегать фигуру и закрывать талию, – объясняю я. – Жилет должен быть чуть повыше верхней пуговицы пиджака. Если на виду оказывается слишком большая часть жилета, это придает костюму чересчур чопорный, строгий вид, а это нежелательно.
– Мм, – едва не лишившись дара речи, произносит смутившийся Ривис. – Верно. Я так и думал.
– Мне нужен еще один «J&B», – поднимаюсь я. – А вам, парни?
– «Бифитер» со льдом и соломинку, – указывает на меня Ривис.
Хэмлин:
– Мартини.
– Будет сделано.
Я иду к бару и, пока Фредди готовит напитки, слушаю, как какой-то парень (по-моему, это грек Уильям Теодокропополис из First Boston), в посредственном шерстяном костюме в «гусиную лапку», неплохой хлопчатобумажной рубашке и великолепном кашемировом галстуке от Paul Stuart, с которым костюм смотрится гораздо лучше, чем он есть на самом деле, рассказывает другому парню, тоже греку, с диетической пепси в руках:
– Слушай, в «Чернобыле» был Стинг – в том кабаке, который открыли парни, владельцы «Туннеля», – это было в «Page Six», а потом кто-то подъехал на «Порше – девятьсот одиннадцать», и в машине сидела Уитни, и…
Когда я возвращаюсь к нашему столу, Ривис рассказывает Хэмлину, как он издевается над бездомными: протягивает им доллар, а потом в самый последний момент резко убирает его в карман.
– Честное слово, это срабатывает, – уверяет он. – Они так фигеют, что затыкаются.
– Просто… скажи… «нет», – замечаю я, ставя напитки на стол. – Этого вполне достаточно.
– Просто сказать «нет»? – улыбается Хэмлин. – И это подействует?
– На самом деле это действует только на бездомных беременных женщин, – признаюсь я.
– Интересно, пробовал ли ты просто сказать «нет» двухметровому дылде на Чамберс-стрит? – спрашивает Ривис. – Который курит крэк через трубку?
– Слушайте, кто-нибудь слышал о клубе под названием «Некения»? – спрашивает Ривис.
С моего места виден Пол Оуэн, сидящий в другом конце зала. Вместе с ним сидит парень, похожий на Трента Мура или Роджера Дейли, и еще один – кажется, Фредерик Коннел. Дед Мура владеет компанией, в которой Трент работает. Он одет в костюм из шерстяного сукна в мелкую «гусиную лапку» шотландской расцветки.
– «Некения»? – переспрашивает Хэмлин. – Какая «Некения»?
– Стойте, парни, – говорю я. – Кто это там сидит с Полом Оуэном? Это не Трент Мур?
– Где? – Ривис.
– Они встают. Вон за тем столиком, – отвечаю я. – Вон те ребята.
– А это не Мэдисон? Нет, это Диббл, – говорит Ривис. Для большей уверенности он надевает очки с простыми стеклами.
– Да нет, – говорит Хэмлин. – Это Трент Мур.
– Ты уверен? – спрашивает Ривис.
По пути к выходу Пол Оуэн останавливается возле нашего столика. Он в темных очках Persol, в руках у него дипломат от Coach Leatherware.
– Привет, парни. – Оуэн представляет своих спутников, Трента Мура и какого-то Пола Дентона.
Ривис, Хэмлин и я пожимаем им руки не вставая. Джордж и Тодд начинают разговаривать с Трентом. Он из Лос-Анджелеса и знает, где находится «Некения». Оуэн обращает свое внимание на меня, и я слегка нервничаю.
– Как дела? – спрашивает Оуэн.
– Отлично, – говорю я. – А у тебя?
– Великолепно, – отвечает он. – Как у тебя со счетами Хоукинса?
– Все… – Я запинаюсь. Замешкавшись на мгновение, продолжаю: – Все… нормально.
– Правда? – рассеянно интересуется он. – Интересно, – с улыбкой, сцепив руки за спиной, произносит он. – А почему только нормально, а не замечательно?
– Ну, – говорю я, – ты же… сам знаешь.
– Как Марсия? – Продолжая улыбаться, он обводит взглядом зал. На самом деле он меня не слушает. – Она замечательная девушка.
– Да, – говорю я, потрясенный. – Мне… повезло.
Оуэн принял меня за Маркуса Холберстама (хотя Маркус встречается с Сесилией Вагнер), но по некоторым причинам эта ошибка не имеет значения и даже кажется вполне естественной. Маркус тоже работает в Р&Р, занимается практически тем же самым, что и я, любит костюмы от Valentine и очки с простыми стеклами, мы стрижемся у одного парикмахера в Pierre, так что ошибка Оуэна вполне закономерна; она не раздражает меня. Но Пол Дентон то ли не сводит с меня глаз, то ли, наоборот, пытается не смотреть, как будто бы он что-то знает, как будто он не совсем уверен, узнал он меня или нет. Мне приходится задуматься над тем, не принимал ли он когда-то давно, в прошлом марте, участие в ночной прогулке на яхте. Если же так оно и есть, думаю я, надо раздобыть номер его телефона, а лучше – адрес.
– Надо будет нам как-нибудь выпить, – предлагаю я Оуэну.
– Отлично, – говорит он. – Давай. Вот моя визитка.
– Спасибо. – Перед тем как убрать ее в карман, я пристально разглядываю визитку. Меня радует ее топорность. – Может, я возьму с собой… – Помедлив, я четко выговариваю: – Марсию?
– Отлично! – говорит он. – Ты был в сальвадорском бистро на Восемьдесят третьей? – спрашивает он. – Мы сегодня там ужинаем.
– Да, то есть нет, – отвечаю я. – Но я слышал, что оно вполне ничего. – Я слабо улыбаюсь и отпиваю виски.
– Я тоже. – Он смотрит на свои часы Rolex. – Трент? Дентон? Уходим. Нам надо быть там через пятнадцать минут.
Слова прощания произнесены, по дороге на выход они останавливаются у столика, за которым сидят Диббл и Гамильтон, – по крайней мере, мне кажется, что это Диббл и Гамильтон. Перед уходом Дентон в последний раз смотрит на наш столик, на меня, – похоже, он в ужасе, словно мое присутствие в чем-то его убеждает, словно он меня узнал, и это в свою очередь убивает меня.
– Счета Фишера, – произносит Ривис.
– Черт, – говорю я. – Не напоминай.
– Сволочь везучая, – говорит Хэмлин.
– Кто-нибудь видел его подружку? – спрашивает Ривис. – Лауру Кеннеди? Потрясающая фигура.
– Я знаю ее, – говорю я и тут же поправляюсь: – То есть знал.
– Почему ты так говоришь? – заинтересованно спрашивает Хэмлин. – Почему он так говорит, Ривис?
– Потому что он встречался с ней, – осторожно произносит Ривис.
– Откуда ты знаешь? – улыбаюсь я.
– Девушки просекают Бэйтмена. – Похоже, Ривис немного пьян. – Он просто энциклопедия «GQ». Ты абсолютный «GQ», Бэйтмен.
– Спасибо, ребята, только… – Возможно, Ривис и съязвил, но я все равно испытываю гордость и пытаюсь принизить свой образ. – Она дрянь.
– Боже мой, Бэйтмен, – стонет Хэмлин. – А это что означает?
– Что? – спрашиваю я. – То и означает.
– Ну и что? Главное – внешность. Лаура Кеннеди – милашка, – с напором говорит Хэмлин. – И не делай вид, что тебя интересовало в ней что-то другое.
– Если у девки хороший характер – это подозрительно, – замечает Ривис, слегка смутившись от собственного заявления.
– Если у девки хороший характер, но она плохо выглядит, – Ривис многозначительно поднимает руки, – то хули от нее толку?
– Ладно, давай представим просто гипотетически. Может ли у девки быть хороший характер? – спрашиваю я, прекрасно зная, насколько это безнадежный, тупой вопрос.
– Прекрасно. Гипотетически даже лучше, вот только… – говорит Хэмлин.
– Знаю, знаю, – улыбаюсь я.
– Не бывает телок с хорошим характером, – смеясь, в один голос произносим мы и ударяем по ладоням.
– Хороший характер, – начинает Ривис, – состоит в том, что у телки точеная фигурка, она без особых выебонов удовлетворяет все твои сексуальные потребности и мало пиздит.
– Точно, – согласно кивает Хэмлин. – Девушки с хорошим характером, то есть веселые или, может, забавные, умные или даже талантливые – хотя хуй его знает, что это значит, – так вот, они все до одной уродки.
– Точно! – поддакивает Ривис.
– И характер у них такой потому, что им как-то надо, блядь, компенсировать свою непривлекательность, – говорит Хэмлин, вновь усаживаясь.
– Я всегда придерживался той теории, – говорю я, – что только мужчины производят потомство и продолжают род, понимаете?