– Первая отрицательная в пути?
– Будет с минуты на минуту.
Мужчина лежал голый на операционном столе, и все интимные части тела были безжалостно выставлены на всеобщее обозрение. На вид ему было за шестьдесят. Он уже был опутан многочисленными трубками и подключен к аппарату искусственного дыхания. Вялые мышцы обвисали на костлявых конечностях, выпирающие ребра напоминали изогнутые лопасти.
«Хроник, – подумала Кэтрин, – скорее всего, рак».
Правые рука и бедро были ободраны и кровоточили после удара об асфальт. В нижней правой части грудной клетки расползся огромный синяк – фиолетовое пятно на белом пергаменте кожи. Проникающих ран не было.
Вооружившись фонендоскопом, она принялась за осмотр пациента, проверяя показания врача-стажера. В животе действительно было тихо. Никаких звуков – ни урчания, ни клекота. Типичное молчание травмированного кишечника. Прижав мембрану фонендоскопа к груди пациента, она вслушалась в его дыхание, чтобы определить, правильно ли поставлены эндотрахеальная трубка и система вентиляции легких. Сердце стучало, словно кулак, по стенке грудины. Осмотр занял всего несколько секунд, но ей показалось, будто все происходит, как в замедленной съемке, а окружающие застыли во времени, ожидая ее следующего шага.
Раздался возглас медсестры:
– Верхнее упало до пятидесяти!
Время рвануло вперед с пугающей скоростью.
– Дайте мне халат и перчатки, – сказала Кэтрин. – И приготовьте все для лапаротомии.
– Может, отвезем его в реанимацию? – предложил Литтман.
– Все палаты заняты. Мы не можем ждать.
Кто-то подсунул ей бумажный колпак. Она быстро убрала под шапочку свои рыжие, до плеч, волосы и надела маску. Медсестра уже держала наготове стерильный хирургический халат. Кэтрин просунула руки в рукава и натянула перчатки. У нее не было времени на мытье, как не было времени и на колебания. Она отвечала за судьбу неизвестного и не могла подвести его.
На грудь и таз пациента накинули стерильные простыни. Кэтрин схватила с лотка кровоостанавливающий зажим и ловкими движениями зафиксировала края простыней – щелк, щелк.
– Где кровь? – крикнула она.
– Связываюсь с лабораторией, – откликнулась медсестра.
– Рон, ты первый ассистент, – бросила Кэтрин Литтману. Оглядевшись по сторонам, она заметила бледнолицего юношу, стоявшего возле двери. На его именной бирке значилось: «Джереми Барроуз, студент-медик». – Вы второй, – сказала она.
В глазах юноши промелькнула паника.
– Но… я всего лишь на втором курсе. Я здесь просто…
– Можно пригласить еще кого-нибудь из хирургов?
Литтман покачал головой:
– Все заняты. В первой операционной – черепно-мозговая травма, в приемном – помирашка.
– Ладно. – Кэтрин опять оглянулась на студента. – Барроуз, вы ассистируете. Сестра, дайте ему халат и перчатки.
– А что мне нужно делать? Я ведь в самом деле не знаю…
– Послушайте, вы хотите стать врачом? Тогда одевайтесь!
Барроуз залился краской и отвернулся, чтобы надеть халат. Мальчишка явно перепугался, но в любом случае Кэтрин предпочитала иметь дело с такими тихонями, как Барроуз, нежели с высокомерными выскочками. Она знала, как часто больные гибнут из-за чрезмерной самоуверенности врачей.
В селекторе прохрипел голос:
– Вторая травма? Говорит лаборатория. У меня готов гематокрит на неизвестного. Пятнадцать.
«Он истекает кровью», – подумала Кэтрин.
– Нам нужна первая отрицательная немедленно!
– Будет с минуты на минуту.
Кэтрин потянулась к скальпелю. Ощутив приятную тяжесть и гладкую стальную поверхность инструмента, она сразу успокоилась. Скальпель был словно продолжением ее руки, ее плоти. Она сделала короткий вдох, в нос ударил привычный запах спирта и талька. Прижав лезвие к коже, она сделала надрез.
Скальпель прочертил яркую кровавую линию на белой ткани кожи.
– Приготовьте отсос и прокладки, – сказала она. – Живот полон крови.
– Давление едва дотягивает до пятидесяти.
– Первая отрицательная и свежезамороженная плазма здесь! Подвешиваю.
– Кто-нибудь, следите за сердечным ритмом. Говорите мне, что с ним.
– Тахикардия усиливается. Уже сто пятьдесят.
Кэтрин уверенно вела скальпель сквозь слои передней брюшной стенки, не обращая внимания на выступающую кровь; она вообще не отвлекалась на такие мелочи; самое серьезное кровотечение было внутри брюшной полости, и его нужно было остановить. Скорее всего, причиной кровоизлияния была разорванная селезенка или печень.
Брюшина выпирала наружу под давлением скопившейся крови.
– Сейчас хлынет, – предупредила Кэтрин, замерев на мгновение.
Хотя она и была готова к возможным последствиям, первый же прокол брюшины вызвал такой мощный фонтан крови, что она слегка запаниковала. Кровь хлынула на простыни, потоком полилась на пол. Халат тоже пропитался кровью, Кэтрин словно окунулась в теплую ванну. А кровь все лилась и лилась.
Она вставила ретракторы, расширяя полость раны. Литтман ввел отсасывающий катетер. Кровь устремилась по трубке в стеклянный резервуар.
– Сушить! – прокричала Кэтрин сквозь шум работающего отсоса.
Она затолкала в рану с полдесятка прокладок, которые на глазах окрасились в красный цвет. В считаные секунды прокладки насквозь пропитались кровью. Она вытащила их и вставила новые.
– На мониторе аритмия! – воскликнула медсестра.
– Вот дерьмо! Я уже откачал два литра, – сказал Литтман.
Кэтрин подняла взгляд и увидела, что емкости с кровью и плазмой стремительно опорожняются. Кровь словно вливали в сито. Пробегая по венам, она вытекала из раны, и люди явно не успевали за ней. Никак не удавалось зажать сосуды, утопавшие в море крови, а работать вслепую Кэтрин не могла.
Она вытащила прокладки, тяжелые от крови, вставила новые. Нескольких драгоценных секунд ей хватило, чтобы разглядеть источник кровотечения. Кровь хлестала из печени, но место ранения не просматривалось. Казалось, кровоточила вся поверхность этого органа.
– Давление падает! – снова выкрикнула медсестра.
– Зажим! – скомандовала Кэтрин, и инструмент мгновенно оказался в ее руке. – Попробую прием Прингла. Барроуз, еще сушить!
Перепуганный студент потянулся к лотку и опрокинул его. Он в ужасе смотрел, как прокладки падают на пол.
Медсестра вскрыла новую упаковку.
– Они идут в рану, а не на пол! – рявкнула она.
Медсестра и Кэтрин обменялись многозначительными взглядами, одновременно подумав об одном и том же: «И он хочет быть врачом?»
– Куда их класть? – спросил Барроуз.
– Очистите мне полость. Я же ничего не вижу в этой кровище!
Кэтрин дала ему несколько секунд, чтобы он промокнул рану, после чего ей удалось рассечь малый сальник. Перекрыв кровь слева с помощью зажима, она смогла определить, где находится печеночная ножка, через которую проходили печеночная артерия и воротная вена. Это было не более чем временное решение, но, если бы удалось задержать здесь кровь, можно было бы контролировать кровотечение, и тогда они получили бы бесценный выигрыш во времени, чтобы стабилизировать давление, подкачать еще крови и плазмы в кровеносную систему пациента.
Кэтрин крепко стиснула зажим, перекрывая сосуды в ножке.
К ее величайшему разочарованию, кровь продолжала сочиться как ни в чем не бывало.
– Ты уверена, что перекрыла ножку? – спросил Литтман.
– Я знаю, что перекрыла ее. И знаю, что это не забрюшинное кровотечение.
– Может, воротная вена?
Она схватила с лотка две прокладки. Следующий маневр был ее последним шансом. Положив прокладки на поверхность печени, она сжала орган обеими руками.
– Что она делает? – спросил Барроуз.
– Печеночную компрессию, – ответил Литтман. – Иногда это позволяет перекрыть скрытые разрывы. Предотвратить полную кровопотерю.