Кирилл вошел в ванную, сунул голову под ледяную струю. Долго фыркал и плескал себе в лицо, пытаясь прогнать отвратительное жжение в глазах. Кое-как справился. Глянул на себя в зеркало, нашел, что для совершенно несчастного человека выглядит неплохо, и позвонил Савостину.
– Слышь, Игорек, а меня Танька бросила, – сказал он сразу, как только его приятель и начальник в одном лице снял трубку.
– Да ну! Когда?! Слушай, когда ты только успеваешь?! – попытался тот сострить.
– Только что бросила, Гоша! Ввалился ее папочка, приволок с собой целую армию твердолобых охранников, они меня на полу распластали и… И Марка забрали, представляешь?! – На последних словах голос все же изменил, как Дедков ни крепился. – И я его никогда больше не увижу, Гоша!
– Кто сказал? – осторожно вставил друг, поняв, что с остротами надо бы повременить, слишком уж голос Кирилла был надрывным.
– Папа ее и сказал. Швырнул мне в морду свидетельство о расторжении брака. Предупредил, чтобы я жил теперь с оглядкой и не пытался вернуть свою семью.
– О как!!! – ахнул Савостин, и не понять было, чего в этом возгласе больше – горечи или зависти.
Сам Игорек был женат единожды, детей не имел. Не желали они их иметь по обоюдному с женой согласию. Жену свою терпеть не мог, сотни раз намеревался с ней расстаться, но всякий раз его останавливал один-единственный аргумент – контрольный пакет акций их общего бизнеса в ее руках. Может, потому и ненавидел ее, что оставить не мог, черт его знает.
– Да ладно бы Танька, хрен с ней! Таких, как она, пруд пруди, но Марк. Ты же знаешь мое отношение к детям, Гоша! Что делать, а, дружище?! Что?! – Дедков снова очень некстати вспомнил о водке, спрятанной им в бар. – Нажраться, что ли?!
– Хочешь, составлю компанию? – подхватил участливо Савостин и даже в кресле заерзал от перспективы выпить и как следует пройтись по костям слабой половины человечества.
– А работа? – все еще пытался сопротивляться Кирилл. – Прямо уедешь с самого утра ко мне, пить водку?
– Легко! Так я поехал?… – И чтобы Кирилл не передумал, Игорек отключился.
Тут же суетливо сбегал в комнату отдыха, расположенную дверью напротив через приемную. Собрал внушительный пакет со спиртным, бросил туда банку черной икры, палку копченой колбасы, компот с ананасами, несколько упаковок бутербродного сыра и четыре апельсина.
Секретарша, выпрыгнувшая из-за своего стола и последовавшая за ним, удивленно выкатила голубые глазищи.
– Игорек! Ты куда это собрался?!
– У друга беда, надо поддержать, Ленок, – пояснил Игорь и тут же попросил: – Ты уж меня прикрой, Ленок, если гарпия моя явится. Хорошо?
– Конечно, прикрою, но как же наши планы? Мы же собирались вечером… – нараспев проворчала Леночка, скрестив пальцы на удачу.
Сегодня вечером он ей был совершенно не нужен, ну нисколечко. Отказать ему, когда он просил задержаться или съездить с ним в сауну, она не имела права, конечно, но если он сам от нее отказывается, глупо было бы не воспользоваться моментом.
– Да будет у нас с тобой еще не один вечер, Ленок! – на подъеме подхватил Игорек, свойски устраивая потные ладони на ее декольтированной груди. – Моя собирается в следующем месяце в турне по Европе, тогда и оторвемся. Идет?
Она лишь кивнула, мысленно послав своего шефа и мучителя ко всем чертям. Она его не то что ненавидела, она его глубоко и прочно презирала. Мужчина, который живет рядом со стареющей жадной стервой ради денег, недостоин уважения. Молодой, достаточно привлекательный, если не сказать красивый, а губит себя ради горы бумажной, еженощно укладываясь в постылую постель.
Упреков в свой адрес, намекающих на ее меркантильность, Леночка никогда не принимала и не приняла бы. Она с ним не из-за денег, ну, или не из-за них одних. Она с ним ради удовольствия, Игорек умел его доставить.
– Так я пошел? – Савостин с трудом оторвался от четвертого размера груди секретарши Леночки, потоптался у порога комнаты отдыха и, жалко улыбнувшись, снова попросил: – Ты уж подстрахуй, Ленок. Не забудь…
Тремя часами позже Савостин пьяно улыбался несчастному Дедкову и уговаривал, смешно коверкая слова:
– Дурак ты, Кирюха! Форменный дурак! Ты счастья своего просто оценить пока не в состоянии! А оно тебе привалило, поверь!
– Да ну!
Дедков хмуро смотрел перед собой, проклиная себя в сотый, наверное, раз, что пошел на поводу у Савостина и напился. Легче, как и ожидалось, не стало. Притупилось немного в груди, да. Чуть завязло, сделавшись липким, клейким и оттого еще более противным его горе. Но облегчения не наступило. И гвоздем в мозгах сидела мысль о Катьке, которая мало того что укатила к черту на кулички, так еще и телефон отключила из вредности.
Что из вредности, Дедков не сомневался. Обиделась на него за «дуру старую», вот и отключилась. А то еще чего вредного удумала, новую симку купила, а новый номер не сообщила. О том, что с Катькой могло что-то случиться, Дедков даже и не думал. Он просто мысли такой не мог допустить по одной простой причине: что все несчастья на него за один день свалиться не могут.
Глава 5
– Слушай, Василек, ты мне услугу не окажешь? – сладким-сладким, будто патока, голосом пропела Катерина, прижимая плечом к уху свой мобильник.
– Та-а-ак! Старкова, последний раз ты со мной разговаривала подобным образом, когда твой милейший Сандро сбил на пешеходном переходе пожилую женщину, – настороженно ответил ей еще один старый друг. Правда, рангом пониже Дедкова. – Что на этот раз?! Что натворил твой любезный?!
– Успокойся, Василек, – заторопилась Катерина, сощурившись от яркого солнца, исколовшего ей глазные яблоки до радужных кругов, что вдруг поплыли над рекой.
Она выбралась-таки на городской пляж. И, облачившись в недавно купленный купальник, добросовестно переворачивалась уже полтора часа с живота на спину. Загорать ее смуглой коже смысла не было, зато имелся смысл находиться на глазах у соседа, что бомбил визитами Ивана Голощихина, общался с неведомым ей Тарасом, а тот, в свою очередь, желал ей не чего-нибудь, а смерти.
– Сандро давно числится в бывших супругах.
– Да ну! Не верю, старуха!
И он, блин, туда же. Мало ей Дедкова, так теперь еще и Василий Терехов, прозванный Теркой еще со стародавних времен, будет ее именовать так гадко. Вот погодите, мерзавцы, вернется домой, она им устроит выходные дни с головомойкой. Она на-учит их общению с молодой еще женщиной.
– Такая любовь! Такая страсть!!! Под вашими ногами земля же горела, когда вы рука об руку шли! И вдруг в бывших! А кто кого бросил, если не секрет? – ядовито поинтересовался Терехов, давно и безуспешно штурмующий ее женское естество. – Ты его или он тебя, а, Катерина?
Конечно же, она… была оставлена красавцем Сандро. Оставлена ради молоденьких прелестниц, которым он правил потянутые лодыжки, массировал позвоночники и которых избавлял от целлюлита. Массажистом был ее бывший муженек. Модным, красивым, высокооплачиваемым, а оттого и чрезмерно востребованным.
– Какая тебе разница, Терка?! – возмутилась Катерина, краем глаза заметив, что сосед вроде бы направляется в ее сторону. – Какая тебе разница, скажи, кто кого бросил?! Это принципиально?
– Ну, конечно! – Васька рассмеялся отвратительно и тут же, оборвав свой смех, с интимным придыханием шепнул: – Если ты его бросила, я могу все еще на что-то надеяться. А если он тебя…
– Что тогда? – лениво поинтересовалась Старкова и перевернулась животом вверх.
– Тогда мои дела дрянь. Ты же станешь его оплакивать, страдать, проклинать всех, кого он полюбит после тебя. Считать их недостойными, гадкими особами.
Приблизительно так оно и было первые два месяца после развода. Она их проклинала, ненавидела, считала гадкими и недостойными, гнусно обольстившими ее красавца мужа, чрезмерно падкого до женских прелестей. Потом случился раздел имущества, и Катерина думать так перестала. Сандро проявил себя таким мелочным, таким отвратительно меркантильным, ведь он даже столовое серебро разделил по три ложечки каждому. А когда встал вопрос о дележе трех скатертей, привезенных Катерине матерью из-за границы, он просто сделался несчастным, не зная, как три делить на два.