Наклонив голову брата влево, вправо, потом вперед и назад, внимательно осмотрел кожу. И правда - сыпь между ключицами и немножко за ухом. Но изза такой ерунды ехать к Знахарке?…
- Батя сказал - обязательно едем вдвоем. И к матери перед дорогой велел зайти.
Мика чтото еще возмущенно бубнил, но Турану было не до него. Прикрыв заднюю дверь, он потащил брата по темным коридорам. Оба они не любили ходить в дальнее крыло дома, в комнату, устланную толстыми коврами, приглушающими звуки шагов. На полу здесь стояла большая старинная ваза, треснувшая, с облетевшей позолотой, над кроватью висели древние картины в резных рамах. А на самой кровати под лоскутным одеялом лежала мать. В комнате всегда было закрыто окно и всегда горела свеча в блюдце на табурете.
Мама казалась старухой, хотя была намного младше отца. Она почти выжила из ума, лихорадка изуродовала ее лицо и иссушила мозг.
Верткий Мика, который обычно и минуты не мог усидеть на месте, жался к Турану. Братья встали у изножья кровати, непроизвольно стараясь держаться подальше от матери. Та громко дышала, темные волосы разметались по подушке. Лицо покрывали глубокие морщины, будто трещины в земле. Лихорадка так и называлась - земляной. Изза болезни кожа пересыхала и лопалась. Больной постоянно не хватало влаги, она много пила, но нарушенный обмен веществ - мудреное выражение, услышанное Тураном от паломникалекаря из киевского Храма, - неотвратимо сводил ее в могилу.
Глядя на сыновей лихорадочно блестящими глазами, мать приподнялась на локте и выпростала изпод одеяла тощую руку.
- Дети мои! - произнесла она с надрывом, и Мика вздрогнул.
В последнее время в голосе матери появилось чтото пугающее, незнакомое, будто вместо нее говорил чужой человек.
- Уезжайте! - сказала эта незнакомая старая женщина. - Уезжайте быстрее. Ну же, ну!
Она вдруг заплакала, зашмыгала острым длинным носом - а ведь раньше он не казался Турану таким уж длинным - и замахала на сыновей руками, будто на цыплят, которых хотела отогнать под навес, потому что в небе показался ястреб.
Это было совсем неприятно. Мика вцепился в локоть Турану, тот ухватил брата за плечо и, пятясь, потащил его из комнаты. Вслед им неслись всхлипывания и неразборчивые причитания.
Выбравшись из дома, братья перевели дух. Стало светлее, солнце поднялось над затянутым дымкой горизонтом. Вскоре начнется такая жара, что почти вся живность, обитающая на просторах южной Пустоши, попрячется по норам и старым подвалам.
От ворот доносился голос отца - Борис распределял между батраками работу на день, хотя те обычно и сами знали, что делать. На ферме явно чтото происходило, но Туран никак не мог понять, что именно.
Братья вошли в гараж и молча полезли в кабину «Панча». После встречи с матерью говорить не хотелось. Туран завел мотор, тот запыхтел, зарокотал и выплюнул через трубу облако копоти. Мика потянулся к свисающему с потолка тонкому тросу с деревянной «грушей» на конце, собираясь огласить ферму ревом гудка, но Туран перехватил его руку.
- Не надо, - сказал он. - Мать напугаешь.
Не зря Назар брал хозяйского сына в поездки на соседние фермы, к дамбе - огромному бетонному сооружению, одиноко стоящему посреди степи, - и к Железной горе. Теперь Туран уверенно вывел грузовик из гаража и повернул, огибая один из больших ветряков, снабжающих ферму электричеством.
Поместье окружал частокол с натянутой поверху колючей проволокой. За высокими воротами шла дорога; если поехать по ней влево, то к полудню попадешь к разрушенному мосту, за которым стоит Дворец, а если от развилки взять вправо, то в конце концов пересечешь речку Сухую. Вообщето Сухая и не река вовсе, просто в мокрый сезон, когда подолгу льют дожди, там собирается вода, превращая русло в бурный ручей.
Столпившиеся у ворот батраки оглянулись. Мика заерзал на сиденье и пробормотал:
- Ого, сколько их.
Борис чтото втолковывал Назару, а тот поглаживал приклад тяжелого четырехствольного ружья, которое обычно висело в мастерской на стене.