Мика заерзал на сиденье и пробормотал:
- Ого, сколько их.
Борис чтото втолковывал Назару, а тот поглаживал приклад тяжелого четырехствольного ружья, которое обычно висело в мастерской на стене. Когда «Панч», извергая клубы дыма, подъехал ближе, отец шагнул к нему, и Туран приоткрыл дверцу.
- Заходили к матери? - спросил Борис.
Сын рассеянно кивнул, думая о предстоящей поездке; он впервые в одиночку - Мика не в счет - отлучался из дома так далеко, да еще на «Панче». Фермер помедлил, будто собираясь с мыслями, и сказал:
- Не гони, езжай осторожно. Слышишь?
- Слышу, - ответил Туран. - Не буду гнать.
- Не суетись, если наткнетесь на матку ползуна. Ползуны шума двигателя боятся. Задержишься - переночуете у Знахарки, я разрешаю. На платформы не засматривайся, если появятся, а то въедешь во чтонибудь. Все, тусклого вам солнца!
- Тусклого солнца, - откликнулся Туран, а Мика нетерпеливо махнул отцу рукой.
Борис отвернулся, пошел вдоль ограды. Батраки открыли ворота, Туран вдавил педаль, и машина поехала. На этот раз он не успел помешать младшему брату - тот схватился за «грушу» на конце тросика и дернул что было сил. Протяжно взвыла сирена, в конюшне заржали лошади, утробно хрюкнула свинья в сарае. Если кто еще спал на ферме, то теперь уж точно проснулся.
Частокол остался позади. В зеркале Туран увидел, как затворились ворота. И тут же притихший было Мика, распахнув дверцу, полез из кабины.
- Не поеду я с тобой! - крикнул он, встав на подножку. - Хоть и на «Панче» - не могу! У меня важное дело!
- Стой! - Не отпуская руля, Туран схватил брата за плечо. - Куда лезешь на ходу?! Под колеса захотел?
Он втянул Мику обратно, захлопнул дверцу и отвесил ему подзатыльник.
- Ну так останови, чтоб не на ходу! - заныл Мика, потирая ушибленное место.
Грузовик ехал по дороге из укатанного щебня, справа тянулась ограда фермы, слева - каменистая равнина, окутанная дымкой. Среди камней торчали обломки бетонных плит и кирпичной кладки, заросшие колючим кустарником. Возле толстой ржавой трубы, врытой в склон холма, виднелась разноцветная куча гнилья - туда вывозили мусор.
Мика все не успокаивался:
- Останови! Не могу я сейчас уехать!
- Да почему?
В Туране боролись противоречивые чувства. С одной стороны, надо показать брата Знахарке, раз отец так хочет, с другой - сыпьто и правда ерундовая. Мику всякий раз такая покрывает, если он на солнцепеке долго побудет. Туран предпочел бы сам прокатиться по Пустоши: слишком уж брат беспокойный, вечно крутится, болтает без умолку. Как с ним целый день в кабине просидеть? Это ж немыслимое дело!
- Я силки на ползунов поставил! - объявил Мика, шмыгая носом.
- Врешь! - удивился старший брат. - Когда успел?
- Ничего не вру! Вчера успел. Вечером батя с Назаром в гараже копались, а я с ужина пораньше убег. Ты что, забыл?
- Забыл, - признался Туран. - Теперь вспомнил. Точно, тебя не было, когда компот давали. Брута еще ворчала. Так ты говоришь…
- Говорю - силки!
Видно было, как Мике хочется без всяких объяснений выскочить из кабины, но он не решался, опасаясь еще одного подзатыльника. Да и прыгать на ходу из здоровенного «Панча» действительно опасно.
- Я девять силков поставил. За мельницей, у старой скважины на краю поля, в кустах, где скелет хамелеона лежит, ну и еще… Отпусти, как мне ехать?
- Мдаа, - растерянно протянул Туран. - Выходит, что никак.
Мика ловко обращался с силками. То ли места правильные выбирал, то ли еще что, но без добычи никогда не оставался. Ночью ползуны далеко отползали от холмовейников в поисках пищи, а днем прятались, так как на солнце, особенно в сухой сезон, быстро гибли. Потому и нельзя оставлять ползуна в силке на целый день - тварь издохнет и протухнет. Тут Мика прав. Но с другой стороны…
- Да о чем я думаю! - Туран хлопнул ладонью по рулю.