– О, как только началась война, я сразу забросила балетные туфли за шкаф, – усмехнулась Крестовская. – И сказала: никаких танцев, только защищать страну. И отправилась в райком требовать, чтобы меня послали на фронт. А один очень милый полковник сказал мне: вы правы, конечно, но только сначала пройдите курсы сестер милосердия. И направил меня в известную клинику. В челюстной отдел, где находились пациенты, у которых не было половины лица. Я только их увидела – еле доползла до выхода из палаты, а уже в коридоре упала в обморок. И поняла, что сестры милосердия из меня не получится. Поэтому решила, что надо помогать фронту тем, что умею… Танцевать – для бойцов, для раненых. Где только не пришлось побывать! Я выступала на песке, на земле, чуть не по колено в грязи. Даже балетные туфли сохранились военных времен – они все черные… Хотите покажу?
«Вот герой тетка!» – мелькнуло у Нади, и она быстро кивнула:
– Конечно, хочу!
– Тогда пошли. Перепелов все равно еще долго ждать. – Балерина властно взяла ее под руку.
– А меня возьмете? – тут же подсуетился Влад.
– Зачем ты нам? – пожала плечами балерина. – Сделай мне лучше коктейль на свой вкус… Чтобы кровь заиграла.
– Будет исполнено, – усмехнулся тот.
И отправился в сторону кухни. А балерина провела Надю в небольшую комнатуху. То ли музей, то ли кабинет, то ли все вместе. По одной из стен – сплошь фотографии (в самом центре – Крестовская со Сталиным). Вдоль другой – книжный шкаф. А у третьей стены – сервант, все полки которого оказались уставленными самыми разнообразными предметами: статуэтками, безделушками, роскошными театральными коронами, часами, посудой – штучной, с гравировкой…
Надя, конечно, сразу взялась все рассматривать, и Крестовской ее интерес явно пришелся по душе. Она велела:
– Доставай, что хочешь, разглядывай. Будут вопросы – задавай, все расскажу. А я пока тапки найду. И еще одну вещь тебе покажу. Совершенно потрясающую…
Крестовская присела перед нижним, глухим отделением книжного шкафа, открыла его, чем-то щелкнула – и до Нади вдруг донесся сдавленный стон.
Девушка, конечно же, сразу бросилась к балерине:
– Вам плохо, Лидия Михайловна?..
– Нет… нет… – задыхаясь, произнесла та.
А Надя через ее плечо заглянула в шкаф и сразу увидела: в самую нижнюю его часть оказался вмонтирован сейф. Его Крестовская сейчас и открыла и теперь в ужасе смотрела внутрь. И Надя из-за спины балерины тоже видела: сейф абсолютно пуст. А потом она перевела взгляд на Крестовскую и еще больше перепугалась, потому что лицо у той смертельно побледнело, а губы двигались так, словно она пыталась произнести какие-то слова, да никак не могла.
– Позови… позови Люську, – наконец выдавила Крестовская.
– Давайте я помогу вам встать, – молвила Надя.
Но балерина уже обрела присутствие духа и грозно рявкнула:
– Я сказала: Люську сюда! Немедленно!
И Митрофанова опрометью кинулась из комнаты. Пронеслась мимо изумленных гостей, отвернулась от подозрительного взгляда Егора Егоровича, ворвалась на кухню. А пока мчалась, думала совсем о неважном – что ей никто не удосужился сообщить отчества домработницы. Называть же пожилого человека Люсей – как-то неудобно…
Впрочем, обращаться к той не пришлось. Домработница, как увидела взволнованную Надю, мгновенно отпрянула от плиты, ахнула:
– Что-то с Лидой?
– Да… то есть нет… – пробормотала Надя. – Она просто просила вас зайти в кабинет… Оттуда, кажется, что-то пропало…
Люся мгновенно бросилась вон. А Влад вдруг стремительно приблизился к Наде и прошептал:
– Быстро иди за ней!
– Зачем? – опешила Надя.
– Надо узнать, что исчезло. – И моляще взглянул на нее: – Пожалуйста! Сделай это для меня!
– Да с какой стати? – пожала плечами Надя. – Тебе нужно – ты и узнавай.
Да уж – странное поведение для человека, который пишет монографию.
Из гостиной же тем временем донесся какой-то гул… голоса… а потом в кухню вошел Егор Егорович. Мазнул равнодушным взглядом по Владу, а Наде хмуро велел:
– Пошли со мной.
Сердце екнуло. Они, что ли, ее обвинить собираются в том, что из сейфа пропало что-то ценное? Но с какой стати? В комнату она вошла только вместе с Крестовской и к шкафу даже не приближалась!
Надя не двинулась с места. Как могла спокойно, произнесла:
– Что вам нужно?
– Поговорить.
И железной хваткой вцепился в ее руку. А Влад даже с места не двинулся, чтоб защитить, тоже мне, рыцарь! И что ей оставалось делать? Только проследовать под подозрительными взглядами прочих гостей обратно в кабинет. И увидеть там Крестовскую – безутешно рыдающую на плече у верной Людмилы. Люся же, очень спокойная и очень бледная, ласково поглаживала балерину по руке и приговаривала:
– Ну, ничего, ну, успокойся… Это ведь только камушек…
А прима, распухшая от рыданий и мигом утратившая весь свой лоск, лишь истерично выкрикивала:
– Это не камушек!.. Это! Это моя единственная память! О нем!..
«Кажется, я влипла», – мелькнуло у Нади.
Люся же, завидев на пороге ее и Егора Егоровича, мягко отстранила свою подругу и удивленно произнесла:
– Егор! Зачем ты ее сюда притащил?
И балерина тоже, словно по приказу режиссера, прекратила истерику и гневно добавила:
– Мы же просили тебя не поднимать шума!..
– Интересное кино… – саркастически проблеял домоправитель. – Вы что, совсем святые? Обкрадывай вас, кидай – а вам насрать?
Балерина поморщилась. Люся же терпеливо произнесла:
– Нам – не насрать. Но Надя здесь ни при чем, разве ты не понимаешь?
Но Егор Егорович лишь еще крепче сжал руку Митрофановой и парировал:
– А кто тогда – при чем?
– Мы знаем кто, – со значением произнесла Люся. И тихо добавила: – И этот человек будет наказан. Только позже. А сейчас давай не будем никому портить праздник.
– Вы действительно знаете? – недоверчиво произнес Егор. – Или, – последовала пренебрежительная ухмылка, – водите меня за нос?
– Послушай, Егор, – холодно сказала Крестовская. – Мы уже сказали тебе: не лезь в наши дела. Мы сами разберемся.
– Да уж. Вы так разбираетесь, что половину дома уже растащили, – усмехнулся секретарь.
А балерина выпрямилась. Стряхнула со своего плеча руку Люси. И надменно произнесла:
– И вообще: поди прочь. Надоел.
Люся же бросилась к Наде, горячо зашептала в ухо:
– Прошу тебя, ни слова никому! Ничего не случилось и ничего не пропало – поняла?..
– Но…
– Все, бегом в гостиную, – оборвала ее домработница. – Перепела готовы. Я сейчас подаю…
* * *
Странный получился день рождения.
Гости сидели на своих местах напряженные, настороженные. Все, конечно, слышали вскрик Крестовской из кабинета. И видели, как в кухню пробежала испуганная Надя, и Люсин поспешный бег, и как Егор Егорович почти силком волок Митрофанову на разбирательство…
А после этого всех спокойно приглашают к столу, и балерина объявляет, что произошло всего лишь маленькое недоразумение. Столь незначительное, что о нем не стоит даже говорить. При этом Люся, которая и в начале-то вечера выглядела неважно, сейчас совсем уж похожа на тень, а Егор Егорович сидит за столом мрачнее тучи.
Отнюдь не все участники вечеринки удовлетворились столь сомнительным объяснением. Старухи из поликлиники – те сидели тихо, а вот чиновницы (или кто они там?) из Дома искусств насели на балерину конкретно.
– Лидия! Мы ведь подруги! – увещевала Крестовскую одна из дам по имени Магда Францевна. – Ты просто обязана объяснить мне, в чем дело!
– Лидочка! – вторила ей другая (эту звали Антониной Матвеевной). – Ты у нас, конечно, интеллигентка, старая школа, никому никогда не создаешь проблем. Но иногда просто необходимо обратиться за помощью!
Но балерина упрямым партизаном лишь качала головой:
– Все хорошо, девочки… Все хорошо. У меня просто немного закружилась голова, вот я и попросила Надю, чтоб она вызвала Люсю… А сейчас давайте наконец ужинать.
А когда домработница, покачиваясь от усталости, подала на стол долгожданных перепелов, тетки уже к Наде прицепилась. Особенно та, которую звали Магдой, наседала: