— Фантастическая наглость! Уважаю! И что — в Петербурге сумели проглотить
шандарахнет
такая молния, что разнесет вдребезги не только обе-две Калифорнии, но заодно и всю Мексику с Панамским перешейком, и расколет Америку на два отдельных континента!.. Но потом всё как-то стремительно распогодилось. Дело в том, что той же почтой, через ту же
Гудзонову
компанию, в Петербург из Петрограда были перечислены деньги — и вполне солидные деньги: казначейству предлагалось оприходовать налоги, выплаченные за отчетный период Русско-Американской компанией, — подтвердив при этом кондиции и преференции, обозначенные в старом, петровском, «Артикуле»; русской императорской фамилии же — являющейся, согласно тому же «Артикулу», совладельцем-акционером Компании — просто-напросто причитались дивиденды за тот же отчетный период: получите и распишитесь! А надобно представлять себе состояние российских финансов на тот момент — казна
раздербанена
временщиками в полную ветошь, производство и торговля скорее мертвы, чем живы, в Европе никто уже в долг не дает, ни под какие проценты, — чтобы понять: это было пресловутое «предложение, от которого невозможно отказаться».
А главное —
quo
в
невиденья
-в-
тем легче, что сколь-нибудь регулярного сообщения между Метрополией и Петроградом так и не возникло: те охотские верфи, сооруженные голландскими умельцами, сгорели вскоре дотла, причем злые языки утверждают, будто запылали они с обоих концов сразу...
— Что ж они там, так и не обзавелись собственным флотом?
— Обзавелись, конечно! Из тех двоих голландских корабелов один,
перекрестясь
, вернулся с честно заработанными деньгами в родной Лейден, к тюльпанам и мельницам, а вот второй — маэстро Ван-
Хиддинк
— ни с того ни с сего плюнул на блага цивилизации, продлил контракт с Компанией и сделался шефом тамошнего Адмиралтейства. Работал как каторжный и совершил-таки второе свое чудо: войну с Мексикой Колония встретила с каким-никаким, но флотом; сам вот только до победы не дожил — сердце сдало, помер в одночасье прямо у себя на верфях. Имущества, сказывают, после него осталось — ни разу не надеванный парадный камзол, библиотека и морской сундучок, набитый золотом: все его немереное адмиралтейское жалованье за все те годы — тратить-то его было, почитай, некогда; ну и конверт с завещанием, все
чин-чином
: внятных родственников, дескать, не имею, так что употребите те деньги на обучение смышленых ребятишек из неимущих семей в приличных мореходных училищах — голландских и английских. Бездуховный европеец, одно слово — нет чтоб о душе подумать… Так что всегда был у них там флот, как не быть. Просто тогда уже возникало то отношение к Метрополии, которое потом чеканно сформулировал их третий президент: «Мы к вам — если захотим, а вы к нам — если сможете».
И главное тут — структура коммуникаций: связь с Метрополией через
Пацифику
— морем до Охотска, а потом на перекладных через всю Сибирь — самой Колонии оказалась попросту ненужной. Как обычно, выяснилось, что «кружной путь короче»: связь с Европой — и с Петербургом в том числе, если понадобится, — через мексиканские порты.
Дело в том, что выиграть войну с полусонной Мексикой — это, как вы понимаете, не проблема; проблема — после этого
и анархизм, мирно уживающийся с нутряным монархизмом внутри одной и той же черепной коробки; то же стремление ударить вдруг шапкой оземь и, нахлобучив
заместо
нее, на манер шлема, расколотый тазик, отправиться за тридевять земель освобождать заколдованных принцесс (вовсе о том не просивших); то же преклонение перед фантомами своей Великой Истории при крайней неприязни к нынешнему Государству во всех его реальных ипостасях…