Глава 1
Отъезд из России
В 1867 году – в год рождения Гельфанда – Европа оставалась влиятельным центром цивилизованного мира. Уже ходили поезда, но еще не было автомобилей. В столицах для освещения улиц использовался газ; на коротких расстояниях основным транспортным средством были лошади. Уже был известен телеграф, но еще не имелось телефона. В тот самый год появилась пишущая машинка, и Альфред Нобиль получил патент на изобретение динамита – нового взрывчатого вещества. В Вене Штраус услаждал своих преданных поклонников новым сочинением, вальсом «Дунайские волны», а в Лондоне Карл Маркс закончил первый том своего выдающегося произведения «Капитал».
Дальнейший курс развития основных политических событий в Европе был вполне предсказуем. Вскоре при Бисмарке закончилось объединение Германии, и новое государство было готово помериться силой с Францией. Австрия была вынуждена отойти от дел Италии и Германии, но вскоре нашла свой новый интерес на Балканах. Здесь быстро падало влияние Блистательной Порты (султанской Турции), и вставал вопрос, кто из двоих – Австрия или Россия – займет освободившееся место. Здесь, рано или поздно, должны были прийти в столкновение интересы двух этих держав.
В стране, где родился Гельфанд, Александр II, пришедший к власти после Крымской войны, продолжал заниматься внутренними делами государства. В России предпринятые им преобразования – отмена крепостного права в 1861 году и последовавшие за ней реформы местного самоуправления, то есть земская и городская, реформы судебная, военная, народного просвещения, цензуры и другие, сопровождались определенными трудностями. Как выяснилось, для проведения этих грандиозных реформ (так называемых Великих реформ Александра II) не было соответствующих средств и аппарата и, кроме того, имелось большое количество их противников и недоброжелателей. Реформаторское рвение царя не поколебало твердыню самодержавия. В эпоху, когда аполитичные массы были вынуждены вмешиваться в политические дела других европейских государств, когда западные соседи России, Германия и Австро-Венгрия, экспериментировали с конституциями, в России царило самодержавие и, естественно, не было и речи о конституции и парламенте. Страной управляли неэффективная бюрократия и коррумпированная полиция. В России безраздельно властвовало взяточничество. Вероятно, царь ожидал благодарности от подданных за изданные указы; в таком случае ему пришлось горько разочароваться. Покушение Каракозова на жизнь Александра II в апреле 1866 года положило конец эпохе реформирования.
«Революция сверху», как часто называют эпоху Великих реформ, привела к изменению радикализма. Александр Герцен и его поколение жили в многообещающей атмосфере пятидесятых – начала шестидесятых годов XIX века; они не видели смысла в насилии и революции. Теперь все изменилось. Хотя для молодых радикалов революция оставалась далекой, смутной целью (только Бакунин, находясь в изгнании, мечтал о ней и время от времени называл точную дату ее начала), терроризм стал признанным революционным методом. Последствия террористической деятельности были намного грандиознее реального количества террористов; первые жертвы привели к появлению первых мучеников революции. В 1881 году террористы убили царя. Его преемник, Александр III, не нашел ничего лучше, как отказаться продолжать политику предшествующего царствования. Под влиянием Победоносцева, главного советника царя, были похоронены планы на конституционное реформирование, ужесточилась цензура, усилилась полиция, был отменен либеральный университетский устав 1863 года. В этой обстановке радикальные революционные теории вызывали особый интерес образованной молодежи России.
Вскоре еще одна группа, подобно молодым радикалам, должна была пройти по пути конфронтации с установившимся социальным порядком; этой группой были русские евреи. До убийства Александра II евреи относительно спокойно жили на западе и юго-западе России в черте оседлости. Время испытаний началось для них в 1881 году. Евреи страдали от дискриминационного законодательства сверху и от преследований снизу. Преследования допускались и даже поощрялись властями, поскольку отвлекали народ от истинных причин народных страданий. Слово «погром» пришло в английский язык в самом начале XX века; в России это слово наводило ужас примерно двадцатью годами ранее.
Сильные вспышки антисемитских настроений отмечались в России дважды: с 1881 по 1889 и с 1903 по 1906 год. Погромы развивались по одной схеме. Начавшись в одном месте, беспорядки распространялись подобно лавине; толпа методично прочесывала одну за другой еврейские улицы, не пропуская ни одного магазина, ни одной лавки. То, что нельзя было украсть, уничтожалось на месте. Погромы заставили множество евреев покинуть Восточную Европу. Массовое бегство на Запад, в лондонский Ист-Энд, в нью-йоркский Бронкс, в Палестину, начавшееся после первых погромов, вскоре сошло на нет. Поэтому неудивительно, что многие молодые евреи, оставшиеся в России, в конечном итоге присоединились к той или иной революционной группе.
Израиль Лазаревич Гельфанд, русский еврей, стал революционером. Он родился в местечке Березино Минской губернии, в небольшом городке примерно в 140 км к востоку от Вильно. Березино входило в северную часть черты оседлости, где евреи составляли более половины всего населения[7].
Остальную часть населения составляли русские, литовцы, украинцы и поляки. Евреи жили обособленно; они не могли не только занимать политические посты, но для них были запрещены многие сферы деятельности. Традиционно евреи были торговцами или ремесленниками; они редко нанимали на службу неевреев и никогда не служили у людей других национальностей. Как правило, евреи были грамотными, но могли читать и писать только на иврите; они говорили на идише и плохо или совсем не знали русского языка. Торговля и браки с неевреями было единственным, что связывало их с внешним миром. Они жили исключительно прошлым, горячо обсуждая массовое бегство евреев из Египта, жертву Авраама, захват Ханаана. Им было намного приятнее вспоминать прошлое, чем думать и говорить о сером, унылом, зачастую опасном настоящем[8].
Гельфанд родился 27 августа 1867 года в семье еврейского ремесленника. Нам мало известно о его происхождении, детстве и юности; сомнение вызывает даже точная дата рождения. Уехав из России, Гельфанд, заполняя анкеты в Швейцарии и Германии, в графе дата рождения писал 27 августа 1867 года. В тех же анкетах он записался как Гельфанд Александр (Израиль) и под этим именем фигурировал в полицейских досье ряда европейских стран.
Его отец был ремесленником, по всей видимости, слесарем или кузнецом. У нас есть единственное документальное воспоминание Гельфанда о детстве, связанное с пожаром в его родном городе:
«Часть города, в котором мы жили – а это был русский провинциальный город, – как-то вечером сгорела дотла. Поначалу я, маленький мальчик, ничего не знал о пожаре и продолжал играть в углу комнаты. Потом я заметил, что оконные стекла стали красивого красного цвета, и мне это очень понравилось. Внезапно распахнулась дверь, в комнату с испуганным лицом вбежала мама и, молча схватив меня за руку, выбежала из дома. Мама бежала по улице и тащила меня за собой, а я ковылял за ней, чуть не падая, растерянный, ничего не понимающий, но не испытывавший страха, и удивленно смотрел на бегущих по улице людей. Они тащили матрацы, сундуки, какие-то предметы мебели. В вечерних сумерках стоял глухой гул. Мне хотелось оглянуться, но мама слишком быстро тащила меня вперед. Наконец мы выбежали на площадь, забитую вещами, мебелью. Там уже были некоторые наши вещи. Мама посадила меня на сваленные в кучу подушки и одеяла, строго приказав никуда не уходить. Но я и не собирался уходить; все произошло так внезапно, было столь необычно. Только что я играл в комнате и вот уже уютно устроился среди мягких подушек прямо на площади. Постепенно стемнело. Темноту разрезали колеблющиеся лучи ручных фонариков, словно блуждающие огоньки, то приближавшиеся, то исчезавшие во тьме. Сначала появлялось красное пятно, которое постепенно увеличивалось в размерах, становилось все ярче, выхватывая из темноты фигуры людей, вещи, мебель. Беззвездное, черное небо, воют собаки. Но я чувствую себя в безопасности среди больших белых подушек и скоро засыпаю, не имея никакого понятия о несчастье, свалившемся на город»[9].