«Интересный мужчина», – подумала Гвендалин.
Конечно, не из тех, кто может понравиться её родителям. Чувствуется, что немало пережил. Этот таинственный, явившийся из моря человек определённо способен воспламенять такие сердца, как у неё, сердца, которые любят приключения.
– Ну как, Шрам, получше тебе? – спросила парикмахерша, пригладив волосы Манфреда и разбудив его. – Придётся полежать здесь ещё некоторое время, потому что госпожи Обливии нет дома. Не знаешь, где отыскать её?
– Нет, Обливия… Уехала… Уехала!
– Куда?
– В Венецию… – с трудом прошептал Манфред, которого мучил жар.
– Уехала в Венецию?
– Лев над дверью… Зеркала… зеркала…
– Тебе нужно зеркало? Несколько зеркал?
– Тысяча семьсот…
Гвендалин усмехнулась:
– Нет, мне не столько лет, Шрам.
Манфред продолжал бредить:
– Тысяча семьсот… И пока я ждал… мой мотоцикл… зеркала… прокололи… Проклятые мальчишки… После Египта… с картой…
Гвендалин послушала его некоторое время, потом, видя, что понять ничего не может, ушла в кухню и позвонила домой Обливии Ньютон, оставив бог знает какое по счёту сообщение.
Потом набрала телефон матери.
– Ты и представить себе не можешь, что со мной приключилось. В самом деле не можешь. Да! Как ты догадалась? Это мужчина, да. Что значит наконец – то? Но это не так, как тебе кажется. Нет! Нельзя прийти и посмотреть на него. Он спит. Более того – бредит. У него очень высокая температура. Говорит, что из – за какой – то лошади упал со скалы. Может, проспорил все деньги. Так или иначе, доплыл до берега… И я нашла его. Конечно! Загадочно и чудесно! Что говоришь? Нет, разумеется, я не пустила его в дом грязным. Конечно, он был облеплен водорослями. И я одела его в пижаму Альфонса. Будет знать, как бросать меня накануне дня рождения. Она прекрасно подошла ему. Как будто для него покупала. Вот видишь! Думаю, это знак судьбы. Нет, не знаю. Пока что называю его Шрам.
В соседней комнате Манфред что – то громко го ворил.
– Слышишь? Это он. Бредит. Я уже сказала тебе. Конечно. Я положила лёд… Он не помогает, и Шрам продолжает говорить про львов, про мотоцикл, Венецию… Наверное, он путешественник.
Гвендалин прикрыла трубку рукой. Манфред заговорил ещё громче.
– Извини, мама, я прервусь на минутку. Теперь он сердится на какого – то садовника и каких – то мальчишек. Позвоню тебе потом. Пока.
Гвендалин вернулась в гостиную посмотреть, как дела. Манфред метался на диване, сжимая одеяло, которым Гвендалин накрыла его.
– Дверь времени… на вилле, на вилле! Надо найти дверь! Но там ребята… дети… Нужно остановить этих проклятых мальчишек… Нужно остановить их!
Внезапно Гвендалин насторожилась.
– Тебе не кажется, что это уже слишком, Шрам?
– Остановить, закрыть, прекратить! – продолжал он. – Закрыть Дверь времени! Домой! Все домой!
Тут зазвонил телефон, парикмахерша поспешила снять трубку и произнесла:
– Гвендалин Мейноф, самые модные причёски. Мне очень жаль, но сегодня салон закрыт. Только стрижка на дому. Буду здесь ещё несколько секунд… – Она вдруг замолчала, а потом с упрёком проговорила: – Мама, но я же просила тебя не звонить по служебном номеру! Он говорит о мальчишках, которые заблокировали Дверь времени. Да. Ах, ну кому ты это говоришь! Учитывая, сколько всего нужно сделать, мне тоже не помешала бы Дверь времени!
Глава 6
В Венеции
Слабый рассвет окрасил розоватым цветом глициний густой туман над лагуной. Прекрасные здания и мосты Венеции постепенно выплывали из ночной темноты.
Яркий утренний луч осветил две фигуры у старинной двери и словно остановил их.
– Ты не поняла, Обливия… – произнёс Питер, кладя руку на дверь, как бы останавливая женщину, которая хотела открыть её. – Только один из нас может вернуться назад…
– Почему? – рассердилась Обливия. Она прекрасно знала, что если кто – то уходит в Дверь времени, то может и вернуться назад. – Ты ведь прибыл в Венецию через эту дверь. И не вернулся. Значит…Питер Дедалус отступил.
– Напомню тебе важную деталь, – сказал он. – Ты смогла открыть дверь в Доме с зеркалами. Открывать двери может только тот, кто проходил в них и возвращался.
– Но ты же не возвращался отсюда… – догадалась Обливия. – И это значит…
– Что какой – то венецианец прошёл в эту дверь вместо меня.
Обливия усмехнулась:
– Ты хочешь сказать… что в Килморской бухте находится венецианец, живший в восемнадцатом веке?
Питер тоже усмехнулся:
– Ну, если так рассуждать, то их там двое.
– Не понимаю.
– Жена Улисса Мура, Пенелопа, родилась тут. Венецианка, жившая в восемнадцатом веке.
– И это означает, что… – заговорила Обливия, пытаясь сообразить, что же это означает.
– Что кто – то согласился остаться вместо неё в Венеции, – объяснил Питер.
– И ты знаешь, кто это?
– Нет, – ответил часовщик. Потом порылся в кармане под плащом, достал венецианскую монету и покрутил её перед лицом Обливии. На золотом цехине была отчеканена дата: 1751.
– Давай бросим жребий, – предложил он.
– Ты же знаешь, я обожаю спорить!
– Но сначала хочу угостить тебя кофе.
Словно застывший во времени, необыкновенной красоты город уже проснулся.
Хозяева кафе выставили на тротуары столики для посетителей, торговцы тканями развернули на прилавках свои товары. Из лодок выгружали корзины с овощами и фруктами для утреннего рынка, а продавцы метёлок уже ходили по домам, предлагая свой товар.
Обливия и Питер сели за столик на канале Дружбы и заказали чёрный кофе. Когда его подали, обхватили чашки ладонями, чтобы согреться. Оба были в длинных грязных плащах, из – под которых, виднелась, однако, весьма различная одежда: фланелевые, выпачканные в саже брюки на Питере и чёрная кожаная куртка мотоциклиста на Обливии.
– К чему весь это спектакль, Питер? – снова спросила Обливия, допив кофе. Её длинные фиолетовые ногти коснулись стола, словно какие – то загадочные насекомые. – И самое главное, почему ты дождался меня?
Питер не ответил. Он вставлял линзу в оправу. При пожаре в его мастерской накануне вечером он потерял очки.
Обливия Ньютон подождала, пока тонкие пальцы Питера закончат работу, и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я не ждал тебя, – ответил Питер. – Просто так получилось, что мы пришли сюда одновременно.
– Но ты ведь мог открыть Дверь времени и навсегда оставить меня здесь, – продолжала Обливия. – Мог поспешить к своим друзьям и предупредить их об опасности, сказать им: «Обливия знает про Первый ключ. Я открыл ей и этот, последний секрет! Я сказал ей, что Блэк Вулкан унёс с собой все ключи!» Ты ведь мог сделать это, не так ли?
Питер Дедалус согласился:
– Да, наверное мог.
– Но?..
Часовщик вздохнул:
– Но не стал…
– Бросим жребий! – резко прервала его Обливия.
Питер глубоко вздохнул.
– Хочешь вернуться в Килморскую бухту, чтобы отправиться на поиски Первого ключа и всех других, которые Блэк Вулкан спрятал в надёжном месте?
– Совершенно верно.
– Только не сможешь сделать этого.
– Почему же?
– Блэк Вулкан не так глуп, чтобы прятать ключи в Килморской бухте. Именно потому, что существуют такие люди, как ты, он и унёс их подальше оттуда. Очень далеко. Я уже говорил тебе, что он сделал – ушёл в одну из Дверей времени в городе и… остался по ту сторону.
Обливия закусила губу:
– Значит, дверь, которую он открыл…
– Вот именно: закрыта. И будет закрыта до тех пор, пока кто – то не воспользуется ею и не вернётся оттуда.
– У меня мало времени, Питер, я спешу. Бросим жребий!
– Есть только один способ последовать за Блэком Вулканом.
– И ты его знаешь?
– Знаю.
– И скажешь мне?
– Может быть, – ответил Питер. Потом указал на монету и медленно прибавил: – С другой стороны, я тоже хочу вернуться в Килморскую бухту. И только одного я не знаю…
– Кто вернулся туда вместо тебя, – угадала Обливия. – И кто вынудил тебя остаться здесь.
– Вот именно. Скажем так: у каждого из нас свои весомые причины вернуться, но у нас только один билет на двоих.
– И что же?
– А то, что нужно бросить жребий, эту монету. Орёл или решка. С первого раза. Кто выиграет, тот и возвращается.