– Эк вы, обыватели: чуть что, сразу в панику, – поморщился следователь. – Послушать вас – так кругом одни маньяки! Видите, они сидели за столом, выпивали. Это был хороший знакомый Павла Клишина. А скорее, знакомая.
– Почему вы так думаете?
– Потому что в одной из рюмок был мятный ликер. Не мужик же его пил!
– А сколько всего было рюмок? – подозрительно спросил Алексей.
– Всего три. Вернее, одна рюмка и два бокала.
«Ну, вот я тебя и раскрутил», – усмехнулся про себя Леонидов и сказал со вздохом:
– Теперь я спокоен. Значит, ин вино веритас. То есть истина в вине. Чтоб поэт умер, отравившись такой гнусностью, как водка? Это было бы неуважением к нему как к личности. Убийца был снисходителен к маленьким слабостям Павла Клишина. И вообще, это был человек благородный. Он…
– Вообще-то в одном из бокалов была водка. А вовсе не вино, – хмыкнул следователь. – Но яд действительно был в вине.
– На троих, значит, соображали. Гляди-ка! – покачал головой Алексей. – Один смаковал, другой хотел напиться, третий рисовался. И по нечаянности или злому умыслу хлебнул вместе с божественным нектаром яд. Вино-то небось не из дешевых?
– «Бордо». Производства Франции. Красное сухое, – кисло сказал следователь, словно бы отхлебнул этого самого «Бордо».
Алексей кинул орлиный взор на буфет. Старье! Фанера на стенках пошла пузырями. За мутным стеклом – графин. И в ряд – дешевого стекла рюмочки. С аляповатыми цветочками. Он кивнул, на буфет:
– А эти почему не берете на экспертизу?
– Они же чистые!
– Вот именно. Чистые.
– Послушайте. Идите вы… в комнату, – не удержался следователь.
– Бегу, бегу! Темные мы, неграмотные. Коммерческие директора, одним словом.
Он шмыгнул в дверь. Михин следом. Приклеился, не оторвать! Как банный лист к спине. Алексей даже чувствовал на затылке горячее дыхание опера. Что ж, как Леонидов и предполагал, в передней был рабочий кабинет Павла Клишина.
У стены – диван для отдыха, у окна – стол, на столе – компьютер. Леонидов подошел и ткнул пальцем в кнопку «Пуск» на системном блоке.
– Э-э-э… – сказал Михин.
– Смотрели уже, Игорь Павлович? Писательские файлы?
– Вообще-то я в компьютерах не очень… – побагровел капитан. – Думаете, там может быть что-нибудь интересное?
– Спрашиваете! Разгадка тайны!
– Тогда давай. Только при мне.
Алексей опустился на стул, Михин навис за спиной. Леонидов напрягся. Пока они не опомнились, надо бы срубить все к чертям. Вдруг там есть и о Саше? О соседке. Пока не опомнились… На зеленом поле появились знакомые значки. Папки. Ярлыки.
– Рабочее место писателя, – вслух сказал он. – Человек уже не сидит с гусиным пером и чернильницей, пачкая пальчики и царапая лист бумаги. И даже образ творца, нависшего над печатной машинкой, слегка устарел. Прогресс стремительно меняет облик древнейших профессий. Но в подробности вдаваться не будем, Интернет оставим в покое. Тем более что модема среди подключенных устройств я не наблюдаю. Так… «Рабочий стол», очень хорошо. Где, по-вашему, хранит писатель свои шедевры, а? Конечно, в папочке «Мои документы». И что там у нас? Творчество. Вот оно. Смотрите, господин капитан Михин, очень интересный файл под названием «Смерть на даче». Откроем. Пятнадцать страниц, не густо. Это говорит о том, что Павел Клишин как раз над этой вещью и работал последнее время. Открываем. «Файл». Там у нас пунктик под названием «Сводка», а в нем есть опция, именуемая «Статистика». Вот так:
Леонидов щелкнул мышкой. И прочитал:
файл: Смерть. 1. DOC
каталог: C\WINDOWS\ Мои док.1.
создан: 1.01. 10.33 сохранен: 3.06. 20.50 кто сохранил: даже число сохранений: 122.
– И что вся эта тарабарщина означает? – Михин напряженно уставился в монитор.
– Перевожу с русского письменного на русский устный. Означает это, многоуважаемый Игорь Павлович, что за пять месяцев до своей смерти писатель Павел Клишин начал работать над весьма занимательной вещью. Уж не знаю, повесть это или роман, но название впечатляющее: «Смерть на даче». Это мы с вами пили в ночь с тридцать первого декабря на первое января водку, а на следующее утро отсыпались до часу дня. Потом доедали пропитанные майонезом салаты и похмелялись. – При этих словах Алексей Михин хмыкнул. – А он работал.
В первый же день этого года, в половине одиннадцатого утра Клишин уже начал корябать шедевр, оказавшийся пророческим. И в тот день, когда его убили, тоже писал… а кстати, из чего вы сделали вывод, что его убили?
– В доме следы посторонних людей, на столе два бокала и одна рюмка, много чужих отпечатков, да и приходящая домработница говорит, что Павел Андреевич кого-то ждал…
– Так вот, пока он ждал, открыл эту самую «Смерть на даче» и стал с ней работать. И, вероятнее всего, именно это занятие и прервала его собственная смерть. Ну-ка, что там у нас: «…Пальцы мои скрючены…»
Леонидов успел дочитать только до слов: «Мое тело лежит…», как Михин спохватился:
– Э-э-э… Не положено! Как все это убрать?
– А можно мне это себе на дискетку скопировать? Тут целая коробка такого добра, не пожалейте! Уж очень впечатляет.
– Все это будет опечатано, а потом отдано наследникам, в законное пользование. Нечего вам сюда лезть. Не имею права. – Ретивый оперуполномоченный прижал правую руку Алексея к столу. Блокируя пользование «мышью».
– Хоть дочитать дайте эти пятнадцать страниц, что вам, жалко? – взмолился Алексей. – Интересные вещи пишет покойник! И как образно выражается! Даже мурашки по коже! Может, это и называется талант? А? Кстати, и про цианистый калий пишет, им, мол, отравили. Как вам?
– Я сам почитаю. Сейчас скажу следователю. Он распечатает.
– Осторожно только. – Алексей высвободил руку. – Не сотрите ненароком файл. – Он уже понял, что о Саше ничего нет, и успокоился. Это какие-то писательские бредни. Авангардизм. – Лучше скопировать текс «Смерти» на всякий случай на несколько дискет, – посоветовал он. – Хотя я уверен, во-первых, в том, что это и скопировано и распечатано на бумаге, а во-вторых, что это только отрывок. Львиная доля «Смерти…» почему-то стерта или перенесена на другой носитель и кому-то отдана. Может, даже в редакцию.
– С чего такая уверенность?
– Не мог же человек забросить сей шедевр уже на пятнадцатой странице! То есть начать писать и вспомнить о книге только через пять месяцев. Посмотрите на число сохранений: 122!
– Ну и что?
– А то, что этот файл открывали по меньшей мере 122 раза, и все 122 раза делали в нем изменения. Что же он, каждое слово, что ли, по столько раз исправлял? Этот факт говорит о долгой, кропотливой работе над вещью. Так я думаю, хотя я и не писатель.
– Где же все остальное?
– Ищите. Но если такой роман действительно существует, то это будет самое странное дело из всех, которые я знал.
Тут Леонидов сообразил, что проболтался. Михин уставился на него с интересом:
– А много дел вы знали? Так кто вы на самом деле?
– Человек. Коммерческий директор фирмы «Алексер», я же вам уже сказал. Можете позвонить по месту моей работы. Там подтвердят.
– Почему ушли из органов? – сурово спросил Михин.
– Вы вторгаетесь в частную жизнь. – Алексей поднялся со стула. – Займитесь лучше записями потерпевшего, а мою персону оставим пока в покое. Я отдыхать сюда приехал, и, между прочим, мне с понедельника опять пахать. Есть ко мне еще вопросы?
– Появятся.
– Когда появятся, заходите. А если нет – всего хорошего. Моей жене в ее положении очень вредно волноваться.
– Не забудьте подписать протокол.
– Не забуду, – пообещал Алексей и направился к выходу. Самое интересное уже случилось: он нашел «Смерть…».
У старого комода Леонидов задержался. Потому что увидел фотографию. На фотографии был улыбающийся блондин. Алексей понял, что это хозяин дома, тот самый Павел Клишин. Не удержавшись, Леонидов взял в руки фотографию и невольно почувствовал зависть: «Да, хорош!»
Даже если Павел Клишин был просто невероятно фотогеничен, этого уже хватило бы с лихвой для того, чтобы позировать для обложек гламурных журналов. Лицо этого парня притягивало, словно магнит. Магнетический взгляд ярко-синих глаз наверняка парализовал женскую волю. Хотелось в них утонуть и хотя бы в смерти почувствовать блаженство обладания сим ярким образцом мужественности и мужской харизмы. Павел Клишин был ярким блондином, а если уж вдаваться в поэтические сравнения, волосы его были золотыми, губы алыми, зубы белыми, и вообще, весь он был такой же, как джентльмен с рекламного плаката зубной пасты. Чистенький, внушающий доверие и желание обязательно эту самую пасту купить.