И тут комфронта громко засмеялся, запрокинув голову так, что едва не упала фуражка. Следом за ним заржал и весь штаб.
Крупенников растерянно смотрел на хохочущих офицеров.
– Коровы, говоришь?
– Г-гуляш повара сделали, – кивнул капитан, чуть заикнувшись.
– Гуляш – это хорошо. За Полоцк, капитан, Красную Звезду от меня получишь. Завтра же. Вернее, сегодня. Да. Сегодня, – генерал посмотрел на звездное небо, помолчал и добавил: – Сидорович! Документы оформи.
– Есть, товарищ генерал армии! – кивнул какой-то полковник и открыл папку.
– А ты, капитан, пойдешь все-таки в штрафбат. Командиром. Согласен?
Ну и как тут откажешься?
– Так точно, товарищ генерал армии! Согласен!
– Ну, вот и хорошо! Утром получишь предписание и отправишься в батальон. Прошлого батю ранило, а ты у нас геройский комбат. Справишься с архаровцами?
– Справлюсь, товарищ генерал армии!
– Ну, вот и ладушки!
Генерал сделал несколько шагов в сторону темнеющих изб, но вдруг остановился, обернулся и добавил:
– Слышь, майор Крупенников! В военторг зайди.
– Зачем? – не понял капитан.
– Погоны новые купи.
И генерал со своей свитой исчез в темноте белорусской ночи, оставив изумленного поворотом судьбы капитана, то есть уже майора, в одиночестве.
«Заранее не могли сказать?» – пожалел Крупенников оставленные в батальоне вещи. Впрочем… какие там вещи? Отрез сукна, который он хотел послать матери, да пара бутылок трофейного вина? Сукно жалко, а вино… Да хрен с ним! Чтобы советский офицер да вина бы не нашел, а то и чего покрепче…
До батальона Крупенников добрался лишь к утру. Зверски хотелось спать и есть, но сначала – работа. Да, война это не подвиги, война – это работа. Порой без сна и отдыха.
– Капитан Лаптев, – протянул руку хмурый начальник штаба отдельного штрафного батальона.
– Кап… Майор Крупенников! Виталий.
– Виктор, – кивнул заспанный начштаба.
– Ну, вот и познакомились, теперь к делу!
– Может быть, позавтракаете, товарищ майор? – предложил капитан, сам наверняка желавший хотя бы чаю.
– Завтрак это хорошо, – согласился Крупенников. – Совместим приятное с полезным, а…
– А необходимое с желательным, – закончил фразу Лаптев.
Крупенников усмехнулся:
– Мысли сходятся у дураков, товарищ капитан!
– Ну не только же у дураков. В армии желания совпадают у миллионов людей: завтракать-то всем хочется в одно время!
– Да вы философ, товарищ капитан!
– Скоро таким же станете, товарищ майор. Переменники народ особый. Некоторые в чинах побольше наших ходили, так что ухо востро держать надо.
– Переменники? – не понял Крупенников.
– Так точно, переменники. Не слыхали такого термина? Штрафниками личный состав у нас не называют. Оскорбительно звучит для бойцов.
– Хм… – удивился комбат.
– Посему – переменный состав. Они же у нас не более трех месяцев находятся.
– В каком смысле? – напрягся новоиспеченный комбат.
– Да в простом – погоны обратно на плечи и возвращаются в свою часть с погашенной судимостью. Если до этого кровью или подвигом вину не искупят.
– Ааа… – протянул Крупенников и расслабился. – Это я знаю. Почему-то подумалось, что три месяца не все…
– Да ну что вы, товарищ майор! Потери у нас, конечно, выше, чем в обычных частях. Все же мы всегда на острие атаки. Штурмовой офицерский батальон – не хухры-мухры. Батя… в смысле, комбат Перепелицын, всегда нас так называл.
– Пожалуйста, товарищи офицеры! – высокий солдат без знаков различия на гимнастерке, темнеющей следами сорванных погон, поставил на стол сковородку со скворчащей яичницей, тарелку с колбасой и хлебом. Потом нерешительно спросил:
– Еще чего надо?
– Чаю давай, Смешнов.
– А?..
Начштаба вопросительно посмотрел на комбата:
– Спирта?
– Вечером, – решительно отказался Крупенников. И понял, что незнакомый ему «батя», предыдущий комбат, любил употреблять алкоголь вне зависимости от времени суток. Лаптев кивнул бойцу, и тот исчез, как говорится, с глаз долой.
– Контингент какой в батальоне? – майор взял немецкую ложковилку, протянутую ему капитаном.
– Разный. Смешнов вот, например, тоже капитаном был. Тыловиком. Проворовался интендант, с вышестоящим начальством не поделился. Вот результат. Зато достать все на свете может, хочешь – паровоз на спирт выменяет, хочешь – спирт на сало.
– А остальные?
– Все есть, по всем статьям. Насильники есть, убийцы, ворья много, даже дуэлянт есть один.
– Это как? – заинтересовался Крупенников, обмакнув кусок хлеба в желток.
– Да бабу два летехи не поделили. Связистку, что ли? Или медсестричку? Не помню. Ну и устроили дуэль на пистолетах. Один в гроб, другой к нам. А сестричку с пузом – в тыл.
– Успели Катюшу зарядить? – понимающе усмехнулся Крупенников.
– Успели, – кивнул Лаптев. – В тылу и выстрелит. А разбирались из-за того, кто из них глубже в дуло заряд забил.
– Я бы хотел ознакомиться с делами штрафников, то есть переменных. Но для начала с ротными и взводными познакомлюсь. Кто ими командует?
– Как обычно, строевые офицеры, – пожал плечами капитан. – Переменники только отделениями командуют.
– Интересно тут у вас… – хмыкнул Виталий. – А с оружием как?
– Личный состав вооружен автоматами, с гранатами тоже нормально. Проблем никогда с этим не испытываем.
– Что, винтовок совсем нет? – откровенно удивился майор.
– А зачем они нам? В окопах трехами не особо размахаешься, «папаши» в окопах гораздо удобнее. Мы же в атаки ходим. В обороне штрафников не держат.
– Это еще почему?
– Да потому, что мы – элита армии, хоть и уголовная. Сами смотрите – разведчики, танкисты, саперы, пехота. Есть даже один бывший особист. И военный прокурор тоже.
– Особист? – удивление Крупенникова все нарастало и нарастало.
– Так точно, – ухмыльнулся Лаптев. – С ним там вообще история темная. Осудил неправильно какого-то полицая бывшего.
– Освободил, что ли? – спросил комбат.
– Наоборот. Высшую меру дал. Причем лично и исполнил.
– А что же тогда его в штрафбат?
– А тот полицай партизаном оказался, связником. Ну или что-то такое. Харченко, особист наш, лучше знает.
– И?
– Его к нам. А партизана к медали. Посмертно.
– Дела… – вздохнул Крупенников. – А прокурор?
– Там куда смешнее. Расскажу как-нибудь. Я уже и привык к таким историям.
– Ладно… Зови офицеров, – остатки яичницы Крупенников вытер кусочком хлеба, заел кружочком кровяной колбасы и шумно захлебнул горячим чаем.
Минут через пятнадцать офицерский состав штрафбата собрался в командирском блиндаже.
– Товарищи офицеры! Разрешите представиться, майор Крупенников, Виталий Александрович. Назначен командиром вашего батальона взамен убывшего майора Перепелицына. Будем воевать вместе. Прошу вас представиться.
– Командир 1-й роты, старший лейтенант Петровский.
– Командир 2-й роты, старший лейтенант Заяц.
– Временно исполняющий обязанности командира 3-й роты лейтенант Свинцов.
– Командир 3-й роты выбыл в связи с ранением, – шепнул комбату капитан Лаптев.
– Командир 4-й роты старший лейтенант Песцов.
Потом пошла очередь лейтенантов – командиров взводов.
– А минометчики, пульрота? – поинтересовался Крупенников.
– В каждой роте по три расчета восемьдесят вторых минометов. В каждом взводе два расчета «дегтяревых». Обычно на операциях нам добавляют тяжелые полковые минометы и пульроты в усиление. Иногда даже танки, но это уже не от нас зависит, а как там фронт решит.
– Мощно! – качнул головой Крупенников, одобрительно поджав губы. – А замполит где? Особый отдел?
– Еще вчера за пополнением убыли. У нас тут этим делом они занимаются, сами понимаете, товарищ майор.
Крупенников кивнул.
– А настроение какое у бойцов, товарищи офицеры?
– У всех по-разному, товарищ майор, – ответил комроты-два Заяц. На зайца, вообще-то, он похож не был, скорее на волка – поджарый, мускулистый с хищным блеском в глазах. – У всех по-разному. У кого-то боевое, у кого-то трусливое, кто-то равнодушен к своей судьбе…
– А чаще всего?
– Воюют все нормально, если вы об этом, товарищ майор. Самострелов у нас не бывает. За самострел в штрафбате один приговор – расстрел.