Мужской голос: Макс! Макс! Очнись! Где папа, где мама?
Детский голос: Оно, оно, оно…
Детский крик, приглушаемый чем-то плотным.
Женский голос: Тише, Макс! Тише! Иначе они услышат!
Мужской голос: Да вколи ему что-нибудь покрепче! Я перенесу его в шлюпку!
Женский голос (рыдающе): Сейчас, сейчас!
Мужской голос (затухающе): Держи рюкзак, я его через плечо…
– А теперь самое главное, сограждане! Призываю к вниманию!
Женский голос (задыхаясь): Почему они нас отпустили? Они же всех убили! Почему именно нас?
Мужской голос (раздраженно): А я откуда знаю?
Второй мужской голос: Успокойтесь. Нам уже ничего не угрожает. Вернер, ты сигнал послал?
Первый мужской голос: Да.
Женский голос: Господи, как дышать больно!
Второй мужской голос: Мари, ты остальных женщин в гравикомпенсаторы погрузила?
Женский голос: Да. Но им все хуже и хуже. Аэлита истекает кровью. Кибердок не справляется даже в максимальном режиме. Ой!
Первый и второй мужской голоса одновременно: Что?
Женский голос: Макс, кажется, очнулся. Максик, ты как?
Второй мужской голос: Мари, иди немедленно ложись, на тебе лица нет. Парню я вколю еще успокоительного. Спи, Макс, спи!
Первый мужской голос: Господи, как больно!
Второй мужской голос (затухающе): Вернер, ты…
– Сограждане, это пока все!
(Шум в зале).
– Сограждане! Успокойтесь! Сограждане!
(Звяканье чем-то металлическим по стеклу).
– Сограждане, я прошу вас!
(Шум постепенно стихает).
– Итак, сограждане, это пока вся имеющаяся у нас информация. Все, что мы увидели, это одного гигантского, в полтора человеческих роста ящера. Двуногого. Похожего на наших ископаемых динозавров. В руках, вернее, в передних лапах, держащего нечто, напоминающее наше древнее оружие. Безжалостного и очень сильного. Спокойно убивающего и спокойно… Спокойно поедающего свою жертву. Да, сограждане, именно так – поедающего! Второе. Тех людей, которых подобрал капитан Смитсон, но которых мы не сумели спасти, вероятнее всего, отпустили специально. Почему – мы можем только догадываться. Психотехники не успели снять с них слепки. И третье, в данной ситуации, пожалуй, самое главное – нам нечем с ними воевать. Да и некому. Мы расконсервировали военные склады стратегического резерва и раздаем ополченцам оружие. Но практически никто не умеет им пользоваться. Впрочем, оружием-то овладеть дело нехитрое, вот только кто из нас реально сможет его применить, кто сумеет выстрелить по живому организму? Никто, я думаю… А ведь есть и еще одна проблема – мы совершенно не владеем искусством войны. Фуллер, Гудериан, Жуков, Кривошеин, Мольтке, Сунь-цзы – имена, интересные сегодня лишь студентам-историкам и их учителям.
(Пауза в речи. Бульканье воды. Звяканье стекла).
– Человечество на краю гибели, сограждане…
* * *
Голос замолк. Ящеры переглянулись. Кажется, археологическая экспедиция окупилась.
Нет никакого сомнения, что противник в панике и, значит, им ничто не угрожает. Остановить их не сможет никто.
Хозяева будут очень довольны…
Глава 1
Прошлое. 1944 год
– И какого хрена им надо? – ругнулся капитан Крупенников, прочитав предписание.
– А я знаю? – пожал плечами старший сержант. – Оне там велели прибыть срочно. Ачо я сделаю?
– Ничоа! – раздраженно ответил Крупенников своему ординарцу и сел на нары землянки. После чего почесал левую ступню.
– Иванов! Отчего пятки желтеют?
Тот удивленно приподнял брови:
– А я знаю, чели?
– Вятский ты валенок, – ругнулся капитан. – Что там немцы?
– Сидят немцы в своих окопах, – бодро доложил старший сержант.
– Это правильно тактически. А вот стратегически – не очень.
– Это почему?
– Лучше, если бы они бежали стратегически. Я в штаб дивизии, Иванов.
Старший сержант с русской фамилией и не менее русской круглой физиономией кивнул. И только после этого удивился:
– А зачем?
– А я знаю, чели? – передразнил Крупенников, натягивая новые, недавно полученные со склада сапоги. Портянки воняли на всю землянку. Капитан не менял их с начала операции.
– Вызывают, и все тут. Мы люди маленькие и подневольные. Сказано явиться – являюсь.
– Поди, орден дадут? – поинтересовался Иванов.
– Нет, ребята, я не гордый, я согласен на медаль! – цитатой из «Василия Теркина» ответил комбат. – Буду к вечеру.
Командир стрелкового батальона капитан Виталий Крупенников не догадывался, что ни к вечеру, ни к утру сюда уже не вернется. Он раздавал замполиту и ротным короткие приказы, не зная, что больше никогда их не увидит. Военные судьбы извилисты, и пока капитан будет выслушивать разнос командира дивизии, совершенно дежурный и ничего не значащий, на позиции батальона выйдет какая-то моторизованная часть эсэсманов. Выйдет, сомнет – и намертво застрянет в траншеях смертельно уставших русских солдат.
Операция «Багратион» уже подходила к своему логическому концу. Немцы толпами сдавались там, где тремя годами раньше бились насмерть окруженцы Западного фронта. Минск, Гродно, Барановичи – опаленные войной и обильно политые кровью белорусские города навек войдут в героические летописи Красной Армии. Немцы пройдут маршем по Москве. Пленные немцы. А за ними пройдут поливальные машины, совсем не символически смывая немецкое дерьмо со столичных улиц.
Но это все еще впереди. А пока капитан Крупенников трясся в «Виллисе», специально присланном за ним из штаба фронта. Да, минуя полк, дивизию, армию – сразу в штаб фронта. Трясся и удивлялся вниманию высокого начальства к скромной особе обычного пехотного капитана. А пока он удивлялся, его ординарец, «вятский валенок» Иванов, щеря окровавленный рот, падал с противотанковой гранатой под гусеницы немецкого танка.
Военные судьбы. Военные дороги. Военные жизни.
Короткие, как выстрел…
Рвущиеся, как тротил…
В штаб фронта Крупенников прибыл почти в полночь. Пришлось еще час ждать, когда его позовут пред высокие очи. За этот час капитан выкурил половину пачки папирос, насмотрелся на связисток и штабных полковников и даже вздремнул десяток минут.
За этот же час прорвавшихся через позиции его батальона немцев смяли подоспевшие танкисты. Бои, так сказать, местного значения, не всегда отражавшиеся на картах больших штабов.
Крупенников лениво считал звезды на небе и мечтал об ужине, плавно переходящем в завтрак. Мечты его были прерваны суматохой на крыльце бывшей сельской школы, а ныне штаба фронта. Капитан соскочил с чурбака, последний час служившего ему стулом.
Окруженный под– и просто полковниками на улицу вышел сам командующий фронтом.
– Товарищ генерал армии! – Крупенников сделал шаг вперед. Ждать вызова надоело, а дальше передовой, как известно…
– Кто такой? – сердито спросил уставший командующий фронтом.
– Капитан Крупенников по вашему приказанию прибыл! – бодро отрапортовал комбат.
– Крупенников? По моему приказанию? – поморщился генерал.
– Так точно! – еще больше вытянулся капитан.
Один из полковников что-то шепнул на ухо генералу.
– Аааа! – вспомнил тот и улыбнулся. – Совсем замотался. Большие дела делаются, капитан! Не до тебя было.
Крупенников отмолчался.
– Это твой батальон в Полоцк первым ворвался? – спросил его комфронта.
– Так точно! – с начальством надо разговаривать на языке Устава. Начальство это любит.
– Молодец. Хорошо воюешь, – кивнул комфронта. – В штрафбат пойдешь.
– За что!? – удивился Крупенников. Чего-чего, а вот этого он не ожидал. – Товарищ генерал армии, если это за тех коров, так я же батальон подкормить. Пять дней без горячей пищи, а коровы все одно бесхозные были, вот-вот и на минное поле бы…
– Какие коровы? – не понял генерал.
– Рогатые… – почти жалобно сказал капитан, плохо думая на особиста и замполита, успевших стукнуть наверх о мародерстве.
В это же самое время замполита несли на операционный стол доставать немецкие пули, пробившие грудь, а то, что осталось от накрытого близким разрывом особиста, похоронщики закапывали в неглубокой воронке.