Это, по крайней мере в теории, и есть авторитарное градостроительство. Введите «Невский проспект» в Google Images, и почти наверняка вам попадется фотография «Июль 1917», когда Временное правительство открыло огонь по рабочей демонстрации. Люди разбегаются по непомерно широкой улице, не имея возможности ни защититься, ни укрыться в переулке, ни построить баррикаду. Однако, когда спустя три месяца те же рабочие организовали военно-революционный комитет, они осознанно обратили осевой план города против него самого, направив толпу по проспекту к Зимнему дворцу. За последующие несколько лет Дворцовая площадь, центр Коммунистического Интернационала, стала очагом беспрецедентных уличных акций, на которых рабочие Петрограда праздновали обретенную ими власть. Футуристы украшали все те же колонны и бюрократические кварталы архитектурными элементами, которые исчезали сразу по окончании праздника. Интересно, что более позднее коммунистическое руководство сменило эту новую форму ситуативного градоустройства ретроградной, беззастенчиво копировавшей старый Петербург.
В Восточном Берлине, Варшаве, Киеве, в десятках других городов, расположенных восточнее Эльбы, от Свердловска до Белграда в той или иной форме неизменно воспроизводятся характерные черты Петербурга: длинный широкий проспект и гигантская площадь – только больше, величественнее и эффектнее, чем прежде. У Берлина были свои предшественники, ведь прусское градостроительство было почти так же монументально и в той же степени обусловлено военными нуждами, как и проект, начатый Петром Великим. Наиболее очевидный пример совмещения парадного плаца и проспекта – это Унтер-ден-Линден; впрочем, по царским стандартам его размеры ничтожны. Куда более серьезное впечатление, нежели Унтер-ден-Линден и, если уж на то пошло, неловко разбросанные по пространству объекты Культурфорума, производит путь от Карл-Маркс-Аллее к Александерплац. «Здесь начинается степь», – шутили берлинцы с недоброй ухмылкой. Это полюса восточноевропейского пространства, зажатого между Пруссией и царской Россией, или позднее, что более ужасно, между сталинизмом и нацизмом.
Кто же тогда, кроме как из чисто извращенческих побуждений, захочет проводить время в таких местах и тем более искать им оправдания? По господствующим сегодня представлениям о градостроительстве проблема этих пространств заключается в том, что они суть порождения авторитарной власти – будь то кайзер, царь или генеральный секретарь. В определенном смысле так оно и есть. Это продукт предельной централизации, осевой стержень городских и архитектурных ансамблей, очевидное предназначение которого – внушать уважение к власти. Пространства эти спроектированы специально для массовых действ, для развевающихся знамен, для синхронных движений марширующих тел. Не стоит, однако, забывать, сколько эти представления позаимствовали у акций революционных рабочих движений – позднейшие «социалистические» режимы в точности следовали если не духу, то букве ранних экспериментов на Дворцовой площади в Петрограде. Кроме того, в условиях капитализма нужно тщательно взвешивать свои желания. Децентрализация, дезурбанизм, отход от образцово-показательных авторитарных городских пространств практикуется здесь уже многие десятилетия. Однако в результате в окраинных промзонах и в полностью нематериальной компьютерной сети власти скапливается столько же, если не больше, чем на центральной площади. Это не означает, что у площади не осталось политической власти. Совсем наоборот.
Перепланировка крупнейших городских площадей наводит на мысль о том, что устранение открытых пространств имеет подоплеку политического характера. Готовая вместить толпы Александерплац, не взирая на свое «вертикальное» происхождение, стала местом, где под давлением массовых протестов пал режим Хонеккера. Как будто условный народ, единство которого изображали организованные действа, внезапно ожил к вящему ужасу руководства. За последние двадцать лет было представлено несколько проектов перепланировки Александерплац, цель которых заключалась в решении проблемы пустого, якобы неиспользуемого и непригодного к использованию (а точнее – к извлечению прибыли) пространства. В рамках одного из них архитектору Потсдамерплац Хансу Коллхоффу заказали проект заполняющих пустоты небоскребов. Официально от этого плана так и не отказались, однако в реальности с задачей уже справились довольно неуклюжие архитектурные наросты, лишенные благопристойного формализма Коллхоффа. Футуристический фасад универмага времен ГДР заложили песчаником, а вокруг в произвольном порядке выстроили из кирпича торговые помещения в неопрусском стиле: классицистский китч рядом с китчем космической эры. Все ради того, чтобы место стало бойким,