В оставшейся части этого введения я очерчу карьеру Хайека и попытаюсь понять место его идей в исторической и теоретической перспективе. Прежде чем продолжить, нужно сделать одно терминологическое замечание. Хайек использует слово «либерализм» в его классическом, европейском значении, для обозначения социального порядка, основанного на свободных рынках, на правительстве, ограниченном властью законов, и на приоритете личной свободы. Как он объясняет в предисловии к первому (1956) массовому изданию его классической работы «Дорога к рабству»: «Я использую термин «либеральный» в его исходном значении, как он использовался в XIX в. и до сих пор используется в Британии. В современном американском употреблении он обозначает нечто совершенно противоположное. В результате маскировки левацких движений в этой стране, которой помогла тупость многих из тех, кто действительно верил в свободу, слово «либеральный» стало означать защиту почти всех видов государственного регулирования. Я до сих пор недоумеваю, почему в Соединенных Штатах истинные сторонники свободы не только позволили левым присвоить этот почти незаменимый термин, но даже сами им в этом помогли, начав использовать его как позорное клеймо»[3].
Мы подчинимся этой критике и будем использовать «либеральный» вместе с менее элегантными «классический либерализм» или «либертарианство», вошедшими в употребление в США.
Хайек поступил в Венский университет в возрасте 19 лет, сразу после окончания Первой мировой войны, когда этот университет был одним из трех лучших мест мира для изучения экономической теории (два других были Стокгольм и английский Кембридж). Хотя он записался на изучение права, его в первую очередь интересовали экономическая теория и психология; последняя из за влияния махистской теории восприятия на Визера и его коллегу Отмара Шпана, а первая – в силу реформистского идеала фабианского социализма, столь типичного для поколения Хайека. Подобно многим другим экономистам – и тогда и потом, – Хайек выбрал этот предмет не ради него самого, но из желания улучшить мир, а в послевоенной Вене нищета ежедневно напоминала о необходимости этого. Подходящим решением казался социализм; но в 1922 г. Мизес, который не был штатным преподавателем университета, но при этом являлся центральной фигурой в сообществе экономистов-теоретиков, опубликовал свою работу «Die Gemeinwirtschaft», позднее переведенную как «Социализм». «Для нас, молодых людей, прочитавших эту книгу сразу после ее выхода в свет, – вспоминает Хайек, – мир изменился навсегда» (см. ниже, с. 163). Трактат «Социализм», углубивший идеи пионерной статьи, опубликованной двумя годами раньше, доказывал, что экономический расчет возможен только при существовании рынка средств производства; без такого рынка нет возможности установить ценность этих средств, а значит, нельзя определить подходящий способ их использования в производстве. Хайек усвоил представления о превосходстве рыночного порядка от Мизеса, который непродолжительное время был его начальником во временном правительственном учреждении, на заседаниях его частного семинара, постоянным участником которого стал Хайек.
В своей предыдущей работе по теории денег и банковского дела Мизес успешно применил австрийский принцип предельной полезности к анализу ценности денег и, используя английскую денежную школу и идеи шведского экономиста Кнута Викселля, в общих чертах разработал теорию колебаний промышленной активности. Используя эти результаты как отправную точку для собственных исследований промышленной активности, Хайек объяснил деловой цикл в терминах кредитной экспансии банков. Благодаря работе в этой области он получил приглашение читать лекции в Лондонской школе экономики и политических наук, а затем и приглашение занять должность профессора экономической теории и статистики им. Тука, принятое им в 1931 г. Здесь он попал в весьма вдохновляющую и увлеченную работой группу, к которой принадлежали Лайонел Роббинс (позднее лорд Роббинс), Арнольд Плант, Т. Е. Грегори, Денис Робертсон, Джон Хикс и молодой Абба Лернер. Хайек принес с собой незнакомые (для них) взгляды[4], и постепенно австрийская теория делового цикла стала известна и была принята.
Но в следующие несколько лет удача отвернулась от австрийской школы. Во-первых, австрийская теория капитала, составная часть теории делового цикла, попала под атаку родившегося в Италии кембриджского экономиста Пьера Сраффы и американца Фрэнка Найта, а саму теорию цикла забыли в угаре энтузиазма, возникшего по поводу «Общей теории занятости, процента и денег» Джона Мейнарда Кейнса. Во-вторых, начиная с переезда в Лондон самого Хайека и до начала 1940-х годов австрийские экономисты один за другим покинули Вену, сначала по личным, а затем по политическим причинам, так что школа как таковая прекратила существование. В 1934 г. Мизес уехал из Вены сначала в Женеву, а затем в Нью-Йорк, где продолжал работать в изоляции; Хайек оставался в Лондонской школе экономики до 1950 г., а затем перебрался в Комитет по социальной мысли в Чикагском университете. Другие австрийские экономисты поколения Хайека достигли признания в Соединенных Штатах – Готфрид Хаберлер в Гарварде, Фриц Махлуп и Оскар Моргенштерн в Принстоне, Пауль Розенштейн-Родан в Массачусетском технологическом институте, – но в их работах, казалось, не осталось и следов менгеровской традиции.
В Чикаго Хайек опять попал в ослепительную группу: экономический факультет, где тон задавали Найт, Джейкоб Вайнер, Милтон Фридмен, а позднее и Джордж Стиглер, был бы лучшим где угодно; Аарон Директор в школе права вскоре основал первую программу по экономической теории и праву; деятельное участие в преподавании принимали такие всемирно известные ученые, как Ханна Арендт и Бруно Беттельхейм. Но экономическая теория, в особенности стиль рассуждений, быстро изменялась: в 1949 г. появились «Основы экономического анализа» Пола Самуэльсона, утвердившие физику в качестве методологического образца для экономической теории; в 1953 г. эссе Фридмена о «позитивной экономической теории» установило новый стандарт для экономических методов. Ко всему прочему Хайек перестал работать в области экономической теории, сконцентрировавшись на психологии, философии и политической теории, и австрийская экономическая теория вошла в период продолжительного упадка. В этот период два молодых человека, работавших вместе с Мизесом в Нью-Йоркском университете, опубликовали важные работы в австрийской традиции: Мюррей Ротбард опубликовал в 1962 г. «Человек, экономика и государство» («Man, Economy and State»), а Израэл Кирцнер в 1973 г. – «Конкуренцию и предпринимательство» («Competition and Entrepreneurship»). Но большей частью австрийская традиция пребывала в забвении.
В 1974 г. случилось нечто поразительное: Хайек получил Нобелевскую премию по экономике. Благодаря престижу этой премии интерес к австрийской школе возродился; по случайному совпадению в том же году ряд изолированных ученых, продолжавших работать в традициях австрийской школы, собрались на достопамятную конференцию в Саут-Роялтоне, штат Вермонт[5]. Отсюда началось «австрийское возрождение» со всевозрастающим потоком книг, журналов и даже университетских программ, специализирующихся на традиции Менгера. Остальные экономисты также начали постепенно обращать внимание на австрийскую экономическую школу. Современная австрийская школа начинает оказывать влияние в таких областях, как теория банковского дела, реклама и ее взаимосвязь со структурой рынка, новое истолкование дебатов об экономическом расчете при социализме[6]; более того, появившаяся примерно в последние 15 лет литература по экономической теории систем, работающих в условиях неполноты информации, и о теории стимулов может рассматриваться как результат работ Хайека о рассеянном знании и ценах как информационных сигналах – хотя об этом долге признательности часто забывают[7].