Градоправитель Феодосии А. И. Казначеев прослышал о талантливом мальчишке от архитектора Коха, который не раз спасал Ованеса от наказания за «испорченные» углем стены домов и каменных заборов и дал ему несколько ценных уроков. Однажды Александр Иванович приехал в армянскую слободку посмотреть, правду ли говорят о чудо-ребенке. Словно подгадав к приезду градоначальника, Ованес изобразил стоящего в карауле солдата в полной амуниции, да еще и в натуральную величину, благо, что размер стены дома это позволял. Казначеев не остался равнодушным к судьбе юного таланта: первым делом он подарил Ованесу пачку настоящей рисовальной бумаги и ящик с первыми в его жизни акварельными красками, а затем предложил брать уроки рисования вместе со своими детьми у архитектора Коха. Так настенный рисунок изменил весь ход жизни армянского мальчика.
Александр Иванович и в дальнейшем принимал самое активное участие в судьбе Ованеса. По очередной счастливой случайности, когда в 1830 году мальчик окончил армянскую приходскую школу, Казначеев был назначен губернатором Тавриды и, отбывая в Симферополь, взял его с собой и добился принятия в Симферопольскую гимназию. Понятно, что без такого надежного покровителя у Гайвазовского было бы мало надежды получить дальнейшее образование. Ему льстило, что такие знатные господа слушают его игру и хвалят рисунки, он был им благодарен. Из его жизни ушла нужда – Иван (так стали называть Ованеса) больше не ходил зимой в ветхой одежде и в дырявых башмаках. Теперь у него была теплая гимназическая шинель, отдельная комната, книги, рисовальная бумага, карандаши и краски!
Три года, которые Иван прожил в семье Казначеева, не прошли для него напрасно. Он много читал, но еще больше времени уделял рисованию – писал с натуры и копировал с гравюр. Вскоре успехи молодого художника стали столь заметны, что на него обратили внимание представители высших городских кругов. Так Гайвазовский получил право пользоваться великолепной библиотекой в доме Н. Ф. Нарышкиной и делать копии с понравившихся иллюстраций. Наталья Федоровна была настолько уверена в исключительном даровании мальчика, что, обладая большими связями, начала ходатайствовать не только о приеме Ивана в Петербургскую Академию художеств, но и доказывала необходимость отправить его для обучения живописи в Рим. Через своего знакомого архитектора Сальваторе Тончи она хлопотала об определении Гайвазовского в Императорскую Академию художеств на казенный счет. Нарышкина писала: «Примите его под свое покровительство… Он похож на Рафаэля и с его же прекрасным выражением в лице. Как знать, может быть, он сделает честь России…» К письму был приложен рисунок молодого художника.
При содействии влиятельных столичных чинов Нарышкиной удалось добиться желаемого результата, несмотря на то, что мальчик еще не достиг приемного возраста. Отосланные в Петербург рисунки произвели впечатление, но в заграничном обучении Ивану было отказано. Так, президент Академии художеств А. Н. Оленин в письме к министру двора князю П. М. Волконскому отметил: «Молодой Гайвазовский, судя по рисунку его, имеет чрезвычайное расположение к композиции, но как он, находясь в Крыму, не мог быть там приготовлен к рисованию и живописи, чтобы не только быть посланным в чужие края и учиться там без руководства, но даже и так, чтобы поступить в штатные академисты Императорской Академии художеств, ибо на основании § 2-го прибавления к установлениям ее, вступающие должны иметь не менее 14-ти лет, рисовать хорошо, по крайней мере, с оригиналов человеческую фигуру, чертить ордена архитектуры и иметь предварительные сведения в науках, то, дабы не лишать сего молодого человека случая и способов к развитию и усовершенствованию природных его способностей к художеству, я полагал единственным для того средством высочайшее соизволение на определение его в академию пенсионером его императорского величества с производством за содержание его и прочее 600 р. из Кабинета его величества с тем, чтобы он был привезен сюда на казенный счет».