Этого было достаточно, чтобы Кейт замолчала. Она не могла позволить себе потерять это место. В агентстве и без того неохотно послали ее сюда, и в случае увольнения она может вылететь из списков ищущих работу.
— Я могу обойтись, — быстро сказала Кейт. — Мне просто это не нравится.
— А это и не обязательно, — отрезал Финн. — Теперь мы можем начать работать? Мы и так уже потеряли немало времени.
Кейт едва успела снять пальто, как ей пришлось выдержать долгую и изнурительную диктовку на предельной скорости. Она еле сдерживала гнев, пока ее ручка носилась по бумаге, и с трудом сдержала вздох облегчения, когда зазвонил телефон.
Пока Финн говорил по телефону, Кейт тайком наблюдала за ним из-под ресниц. Он слушал кого-то на том конце провода, время от времени, бормоча замечания, и рассеянно рисовал черные квадратики на лежащем перед ним листе бумаги.
По рисункам обычно можно многое сказать о человеке. Что же значат черные квадратики — заинтересовалась Кейт. Скорее всего, они указывают на угнетение. Подходит, учитывая его всегдашнюю замкнутость.
Но не энергичность. О чем свидетельствовала линия рта.
Кейт быстро отвела глаза. Она принялась разглядывать рамку для фотографии, единственное свидетельство наличия у него личной жизни. С того места, где она сидела, изображения не было видно, но Кейт знала, что там очень красивая темноволосая женщина с большими синими глазами и младенцем на руках. Оба улыбаются в камеру.
Жена Финна, заключила Кейт, удивляясь, как он вообще смог подобрать слова, чтобы попросить кого-то выйти за него замуж, тем более такую красавицу. Было трудно представить его улыбающимся или с ребенком на руках, что уж там говорить о поцелуях и прочем.
Странная мысль. Холодок пробежал по спине Кейт, и она вздрогнула, обнаружив, что смотрит прямо в ледяные серые глаза Финна. Он закончил телефонный разговор и с легким раздражением наблюдал за ней.
— Вы проснулись? Прочитайте, на чем мы остановились.
«Пожалуйста», — хотела пробормотать Кейт, но, взглянув на лицо Финна, решила, что сегодня не лучший день для уроков хороших манер.
Она сорвала злость на клавиатуре, бешено стуча по клавишам, когда снова зазвонил телефон.
— Слушаю, — рявкнула Кейт в трубку.
— Это Фиби.
— О, Фиби… привет.
— Что случилось? Ты такая сердитая.
— Это снова мой босс, — пожаловалась Кейт. — Он такой грубый. Прошлый тоже был не подарок, но этот переходит все границы.
— Но он, по крайней мере, не такое ничтожество, как твой последний начальник, — попыталась приободрить ее Фиби.
— Не думаю, что этого можно назвать ничтожеством, — рассудительно ответила Кейт, — но от этого с ним не легче общаться.
— Привлекательный? — спросила Фиби.
— Довольно-таки, — неохотно признала Кейт. — Если тебе нравятся суровые мужчины типа «моя работа — это моя жизнь». Но, насколько мне известно, это не для тебя!
— Не считаю, что кто-то сможет назвать Гиба суровым, — сказала Фиби.
Они рассмеялись, и Кейт почувствовала себя лучше. Она была рада за подругу. Перемены, произошедшие с Фиби после того, как она вышла замуж за Гиба, были потрясающими. А в собственной личной жизни Кейт наступил полный штиль, после того как Сэб бесцеремонно бросил ее.
— Я звоню, чтобы напомнить тебе о приглашении на ужин сегодня вечером, — продолжала подруга. — Ты придешь?
— Конечно, — ответила Кейт, но Фиби уловила замешательство в ее голосе.
— Что?
— Ну, Белла намекнула, что вы решили устроить мне свидание вслепую сегодня вечером.
— Она не должна была говорить тебе! Я сказала ей только потому, что хотела пригласить ее и Джоша, чтобы все было больше похоже на дружескую вечеринку. Но она теперь встречается с каким-то новым парнем, и он ведет ее в модный ресторан, как раз сегодня. Но Джош обещал прийти, — добавила она обнадеживающе.
— Почему ты мне не сказала?
— Потому, что я хотела, чтобы вы оба вели себя естественно, а то ты будешь нервничать, гадая, нравишься ему или нет.
— Хмм. И что же вы ему обо мне рассказали?
— Что ты высококлассная секретарша — ведь ты можешь ею быть, если немножко сосредоточишься! — заметила Фиби. — У него собственный офис, и твоя временная работа не помеха. Мы сказали ему правду, только правду и ничего, кроме правды, — невинно закончила она.
— О, так, значит, правду! И какую же именно правду?