Отпустив наконец провода, сельхозавр резко свернул в сторону, протек сквозь дерево, не повредив ни веточки, варварски погнул уличный фонарь и удалился в сторону пустыря, доведя до поросячьего визга ветхую бабульку на тротуаре.
Школьники веселились.
Геннадий Родионович заколотил указкой по столу. Урок был испорчен, оставалось только не дать ему пропасть окончательно. Впрочем, и пропадет – невелика беда. Геннадий Родионович был реалистом. Не то беда, что эти придурки охально гыгыкают при слове «эбонит», а то беда, что даже отличники, коих раз-два и обчелся, повзрослев, все равно будут верить в сглаз, порчу, хиромантию, магию всех цветов радуги и положительную энергетику, сообщаемую стакану с водой посредством телеэкрана. На худой конец, и то если шибко умные, – в торсионные поля. Геннадий Родионович не без оснований считал Сизифа коллегой.
И еще вопрос, кому досталась работенка тяжелее.
Впрочем, хныкать было не с чего. К работе в школе бывший мэнээс давно привык, тянул полторы ставки, чем обеспечивал скромные свои потребности, алиментов бывшей жене не платил за нерождением ею детей, а именно эту школу, а не какую-нибудь другую, избрал по двум причинам: директор редкого для педагогики пола, мужик хитрый, но не сволочь, и оптимальное удаление от дома.
* * *
Живешь далеко – устанешь мотаться в транспорте. Живешь близко – как под надзором. Либо знакомые школьники, либо, что еще хуже, их родители. Ни пройти, чтобы тебя не остановили языки почесать, ни пива выпить во дворе, а уж если несешь домой портфель, то гляди в оба, чтобы в нем не звякнуло. Облико морале! Для родителей нет занятия увлекательнее, чем блюсти чужую добродетель.
В плохую погоду Геннадий Родионович все-таки ездил домой на метро и двух автобусах, в хорошую – добирался пешком за полчаса. Как раз посередине маршрута располагался железнодорожный узел со станцией, сортировочной горкой, пакгаузами и заводом по ремонту чего-то бегающего по рельсам. Обыкновенный путь через эту полосу препятствий пролегал по высоченному, в пять лестничных пролетов, и длиннющему пешеходному мосту, но рабочие с ремонтного завода издавна ходили по путям и через горку, сразу сокращая маршрут вдвое. Если бы всех, кого здесь подавило вагонами, захоронить на месте, то на рельсы, стрелки, пакгаузы, да и на завод не осталось бы ни клочка земли. Но народ русский, как хорошо известно всем битым супостатам, неимоверно стоек и упорен в достижении заветного. В давние времена из забора, окружившего узел радением железнодорожной администрации, выламывали доски. Позднее стали выпиливать железные прутья. А когда опасное место оградилось от города забором из бетонных плит, проблему беспрепятственного прохода стал решать трос, принайтовленный одним концом к плите, а другим – к формирующемуся составу. Любопытные сбегались посмотреть, как выдранная с корнем плита долго скачет по шпалам за составом, сокрушая семафоры и прочую железнодорожную утварь, и грохот ее постепенно затихает в неизвестной дали…
Обычно Геннадий Родионович не ленился подняться на мост, но сегодня остановился озадаченный. В заборе, буквально на днях восстановленном и укрепленном приваренными поверху стальными уголками, не хватало не одной, а целых двух плит!
«Мощны у нас локомотивы», – успел с ноткой гордости подумать Геннадий Родионович, прежде чем его внимание было привлечено кучкой людей по ту сторону ограждения.
Любопытство пересилило.
– Тут он прошел, значит, – донеслось до слуха.
– Простите, кто прошел? – задал Геннадий Родионович вопрос раньше, чем рассмотрел вестника происшествия.
– Кто, кто… – На отвратно небритой харе из-под кепчонки неожиданно ярко блеснули восторженные глаза. – Сельхозавр, ясен пень! Гля, чего на путях делается! Во, блин! Не, ты гля!..
Геннадий Родионович споткнулся. Сказавши «а, ч-черт!», поглядел под ноги. Тут же выяснилось, что обе недостающие плиты лишь немного изменили дислокацию – лежали себе рядышком на земной поверхности, а не скакали на привязи куда-то в сторону Воронежа.
Неужели и вправду сельхозавр?
На путях было неладно. Не лязгали капканы стрелок, не катились с горки вагоны. Вагоны – три штуки – лежали на боку, и нечто белое, бесформенными кучами вывалившееся из них, было залито мазутом из притулившейся рядышком – тоже на боку – черной цистерны.
– Унитазы, – жизнерадостно сообщил небритый весельчак. – Охренеть. Все вдребезги. Это цистерна в них въехала, я видел. Кто-то стрелку не туда перевел, может, сам сельхозавр…
– Цистерны нельзя пускать с горки, – блеснул эрудицией Геннадий Родионович.
Небритая харя обиделась:
– А сельхозаврам можно по городу шляться? А по путям им можно? Выдумали, блин, заразу на нашу голову! Прикинь, а? Людям, значит, нельзя, а этой нечисти можно?..
– Точно, – легкомысленно подначил Геннадий Родионович. – Чужим можно, а нам нельзя. Понаехали тут из деревни, понимаешь…
Харя обиделась всерьез:
– Сам ты понаехал! А ну, вали отсюда!
Рассудив, что ответная колкость была бы сейчас не к месту, Геннадий Родионович счел за благо прикинуться, будто как ни в чем не бывало продолжает путь, и свернул к мосту. Сверху последствия аварии было видно даже лучше. Вокруг черного и белого брезгливо суетились какие-то люди – не то путевые рабочие, не то охотники до бесплатной сантехники. А может, и то и другое.
Распоясались сельхозавры, осуждающе подумал Геннадий Родионович. В блоках городских новостей редкая неделя обходилась без сообщений о визите бродячего сельхозавра в городские кварталы и о мерах по вытеснению его за городскую черту, а то и об уничтожении.
И чего сельхозавров в город понесло?.. Загадка века. До сих пор, вон, пишут, что перепрограммирование их – дело самое простое. Может, вирус гуляет?..
В воображении немедленно возникла картина: толпа, с гиканьем бьющая хакера. Картинку Геннадий Родионович прогнал, но остался в недоумении. Ну, допустим, вирус. Такой, что за полгода (или когда там за сельхозаврами была замечена тяга к городам?) не выявлен и не укрощен? Быть того не может. Может, все-таки дефект конструкции?
Слово «конструкция» применительно к сельхозавру Геннадий Родионович даже мысленно произносил с отвращением. Конструкция бывает у механизмов, а у этого конгломерата нанороботов что? Структура? Недостаточное слово. Что вносит порядок в хаос монад? Конституция какая-нибудь, что ли?.. Ага. Спросить бы у колонии вольвокса – есть ли у нее конституция или она живет в добропорядочной анархии по Кропоткину?
Мысль развеселила. Геннадий Родионович зашагал бодрее. По ту сторону желдорузла стало совсем легко – и в первую очередь потому, что здесь не жил никто из учеников. Отсюда начиналась свобода. Здесь можно было выругаться или звучно, чтобы прохожие обернулись, плюнуть на асфальт. Не хочется – не делай, но не дорожить свободой странно.
Миновав забор с табличкой «Строительство ведет СМУ такое-то, прораб Я.Я. Обсценный-Табуиров», Геннадий Родионович вновь увидел сельхозавра. Тварь находилась в конце улочки, занимая всю проезжую часть, и двигалась, по-видимому, к проспекту. Ага. Стало быть, жди ликвидаторов. Поспешить бы, не то как раз улицу оцепят…
С другой стороны – черт тянул лично посмотреть на ликвидацию. Телевизионщикам доверия не было. Поучаствовав однажды в несанкционированном митинге и не приметив на телеэкране своей физиономии в вечернем блоке новостей, а обнаружив вместо нее всякие отвратные рожи, Геннадий Родионович испытал одновременно радость от того, что не придется назавтра объясняться с директором, и горькое разочарование: хоть часть правды да обязательно скроют от народа!