Талант, помноженный на трудолюбие – вот слагаемые научного успеха В.С. Да ещё упрямство – черта характера, проявлявшаяся ещё в детские годы и, надо прямо сказать, немало повредившая В.С. «по жизни», но в данном случае, применительно к его научным разысканиям, явно пошедшая ему на пользу.
Как историк В.С. редко повторяет чужое. Стремление свернуть с изъезженной другими дороги в сторону и нащупать свою собственную тропинку, свой собственный путь, или подход к предмету исследования, составить своё собственное представление о теме, едва ли не основная черта его творческого почерка. Неудивительно поэтому, что все книги B.C. вызывали и вызывают огромный интерес у читателей. Да, с B.C. можно соглашаться или не соглашаться, с ним можно спорить, но пройти мимо его трудов едва ли возможно.
Конечно же, будущие историографы точнее определят феномен B.C. и его место в борьбе направлений в русской историографии первых десятилетий постсоветского периода. Наша же версия состоит в том, что обстоятельства и личной жизни B.C. 1970–1980 гг. и его жизни в науке сложились так, что своим, в кругу властителей умов представителей тогдашней советской исторической науки в Ленинграде, он так и не стал. И в учёные выбился скорее вопреки системе, благодаря своей упёртости и во многом случайному стечению обстоятельств, так и не пройдя соответствующей в таких случаях идеологической обработки либерального толка.
Этим, видимо, только и можно объяснить красной нитью проходящую практически через все труды B.C. и идущую из глубины его души патриотическую одушевлённость и глубокое национальное чувство – вещь, прямо надо сказать, крайне редкая среди петербургских историков.
Собственно, этим только и можно объяснить появление в 2005 г. замечательной книги B.C. «Опасная профессия – историк», одним из героев которой, наряду с академиками С.Ф. Платоновым и Е.В. Тарле, оказался и тогдашний декан исторического факультета Санкт-Петербургского университета профессор И.Я. Фроянов, ставший в 2000–2001 гг. объектом развязанной против него в либеральных средствах массовой информации самой разнузданной травли и клеветы, сопоставимой разве что только с погромными идеологическими кампаниями против историков конца 1920–1930 гг.
«Война, – отмечал в связи с этим, разъясняя сокровенную суть происходивших вокруг него событий, сам И.Я. Фроянов, – идёт не против меня лично, а против русской истории. И совершенно понятно, чем им всем не угодила наша классическая историческая наука. Она им прямо как кость в горле, потому что историческая наука формирует национальное самосознание. Известно, что знание истории делает человека гражданином. А русское национальное самосознание в эпоху глобализации для клиентов Сороса – только лишнее бремя»[7].
В справедливости именно такой интерпретации «дела» И.Я. Фроянова убеждает и вакханалия, разыгравшаяся несколькими годами позже в либерально-демократических средствах массовой информации вокруг учебника по истории России профессоров Московского университета А.И. Вдовина и А.С. Барсенкова[8] – история настолько дикая, что позволила некоторым исследователям даже заговорить о новом «деле историков»[9] (о «старом» относящемся ещё к советским временам 1929–1931 гг., напомним, впервые написал в 1997 г. В.С. Брачев[10]).
Характерно, что, как и в случае с И.Я. Фрояновым, и на этот раз радетели общечеловеческих ценностей требовали от властей принятия жёстких мер в отношении инакомыслящих учёных, требовали репрессии, иначе говоря, «крови». Так что книгой своей (в 2006 г. краткое изложение её основного содержания под названием «Травля русских историков» было опубликовано издательством «Алгоритм» в Москве[11]) В.С. попал, как говорится, в самую «точку».
Книга эта едва не стоила В.С. потери места в университете, но поступить иначе, промолчать, не одёрнуть зарвавшихся клеветников и провокаторов, В.С., в силу своих нравственных убеждений, видимо, просто не мог.
Конечно же, следует понимать, что предлагаемая вниманию читателя книга, приуроченная к исполняющемуся 26 мая 2012 г. 65-летию Виктора Степановича, это никакая не монография в классическом смысле этого слова. При жизни героя повествования, а также его друзей и недругов, это едва ли возможно. Слишком многое приходится не договаривать, о многом умалчивать. Правильнее, поэтому, было бы воспринимать её скорее как сводку первичного материала для будущих монографических исследований по истории нашей исторической науки.
Последние годы всё чаще и чаще в речах В.С., особенно после смерти дочери (2011 г.), проскальзывает мысль о надвигающейся старости и необходимости остановиться, оглядеться и подвести определённые итоги пройденного пути в науке. Хочется надеяться, что данная работа при всех её несовершенствах, можно сказать, неизбежных при сложившихся обстоятельствах, окажется весьма полезным опытом в этом направлении и будет благосклонно принята читателем.
Глава 1. Родители. Детство и юность. Псковский пединститут. Начало трудовой деятельности
Родился Виктор Степанович 26 мая 1947 г. в деревне Матеши Ахремовского сельсовета Браславского района Полоцкой области тогдашней БССР в семье бывшего партизана – уроженца Симбирской губернии Брачева Степана Николаевича и крестьянки этой же деревни Шаркевич Стефании Андреевны.
Сначала об отце В.С. Степан Николаевич Брачев появился на свет в селе Озёрки Языковской волости Курмышского уезда Симбирской губернии[12] (кстати, «брача» по словарю В.И. Даля означает жениховство или сватовство) 11 августа 1910 г. Крещён в местной Христорождественской церкви села. Его отцом был малоземельный крестьянин Николай Григорьевич Брачев. Мать – Агриппина Тимофеевна Жукова. Кроме села Озёрки представители фамилии Брачевых встречаются в конце XIX – начале XX вв. в селе Нарышкине Сердобского уезда Нижегородской губернии Бековской волости (Брачев Семён Иванович 1889 г. р.), в деревне Никольская слобода Свияжского уезда Косяковской волости Казанской губернии (Брачев Григорий Иванович 1865 г.р.) и в деревне Русские Азели Свияжского уезда Казанской губернии (Брачев Гордей Иванович).
«Дедушку, – пишет в своих воспоминаниях[13] Степан Николаевич, – я не помню, но бабушку помню хорошо. Звали её Анной, по прозвищу Анюша, очень была сердитой, злой. Отец мой был у неё старшим сыном. Всего их было пятеро братьев – Николай, Яков, Иван, Фёдор и Тимофей. Мать наша умерла не знаю в каком году, я был ещё маленький. Семья наша была: мы с отцом и три моих старших сестры: Екатерина, Наталья и Ульяна.
Отец тогда был лесником в Чувашах. Земли было у нас мало: если разделить на пятеро братьев, то там и десятины не придётся на брата. Перед самой революцией семья вернулась в Озёрки. Здесь у нас было хозяйство: лошадь, корова и две овечки. В революцию 1917 г. отцу дали винтовку и патроны к ней, а то буржуи так своего бы не отдали.
Были к нам в село присланы солдаты в серых шинелях, тоже с винтовками, около нас было 2 помещика – Рогозин и Землянин, которых разграбили бедняки-крестьяне. Землю их разделили между собой, а хлеб сдали государству.
Так вот, в 1920 г. мы, т. е. вся наша семья заболели тифом. Перед этим у нас пала лошадь. Сестра Ульяна померла от тифа, затем отец, а мы – я и две сестры, Катя и Наташа, как-то оклемались и вот живём до сих пор. 14.7.1972 г.»
Этим заканчиваются краткие записки Степана Николаевича, кстати, написанные им по просьбе B.C. На большее его, как говорится, не хватило, через год 20 декабря 1973 г. он умер от рака.