– Там ужас!!! – выдохнула Соня и закашлялась, закашлялась. Тут же ткнула сигарету в высокую пепельницу, наполненную речным песком, и снова повторила: – Там ужас!!!
– Это мы уже поняли, – посерьезнела Ирочка. – Дальше то что?
Она почти не скрывала неприязни, рассматривая с головы до ног эффектную блондинку Сонечку, наряженную в дорогое шелковое платье и ручной работы туфельки. Она была чужеродным телом в их трикотажно-джинсовом племени, и делать ей тут было совершенно нечего.
– Видели двоих следователей, что засели в кабинете генерального? – задала Сонечка наводящий вопрос.
Все девчонки хором выдали:
– Ну!
– Так вот: они по Лизкину душу! – Сонечка округлила большущие глазищи, и те вдруг наполнились слезами то ли от дыма, то ли от напряжения. – Вернее, по ее душе!
– Чего ты мелешь??? – взорвалась и Валя Носова, которая прежде всегда проявляла к секретарше лояльность и почтительно сторонилась ее, подозревая во всяческих связях и лохматых руках, проталкивающих блондинку и защищающих от посягательств мужчин из дирекции. – По ее душе!!! Ты себя слышишь??? При чем тут Лиза?!
– При том, что ее больше нет! – Все же глаза у секретарши слезились не от дыма, слезы пролились и заструились так обильно, что тут же намочили высокий воротник дорогого шелкового платья.
– Что-о-о??? – взревел дружный курящий коллектив фирмы. И потом уже вразнобой: – Как нет??? Куда подевалась?! Что значит нет?! Что за бред такой??? Чего они вообще приперлись?..
– Ее убили! – выдавила Сонечка между судорожными вдохами-выдохами. – Точно не знаю, кто, как, но слышала что то про убийство, когда чай им заносила. Теперь начнется!
– Что начнется? – затрясла от волнения Валя Носова нижней губой.
– Допросы, разговоры, сплетни. О господи!!! – Сонечка театрально воздела руки к пожелтевшему от никотина потолку курилки. – Как не хочется!!!
– Не хочется чего? – Теперь у Вали Носовой тряслась и верхняя губа, и подергивалось левое веко.
– Отвечать на их вопросы! – Сонечка осушила глаза неведомо откуда взявшимся носовым платочком в кружевах. – Ведь вцепятся… Нашего генерального трясут, а он что?!
– А мы что??? – снова хором.
– Мы ведь… – Тут секретарша глянула поочередно на каждую, да так глянула, что зарыться захотелось всем в тот самый песок, бугрившийся окурками. – Мы ведь общались с ней, много о ней могли знать.
– Могли, но не знали! – вспылила Ирочка, замотав у Сонечки перед носом подрагивающим указательным пальцем левой руки. – И вообще… Как?.. Как ее?.. Как она умерла?!
И Сонечка вдруг смутилась, покраснело милое личико. Тут же повернулась резво на каблучках и заспешила к узкой обшарпанной двери тупичка под лестницей, который они гордо именовали курилкой.
Но Валя Носова, справившись с нервным тиком, преобразившим ее лицо до неузнаваемости, преградила ей дорогу.
– Говори! – потребовала она и выпустила в лицо секретарше клуб дыма, скрывший милую девочку от присутствующих почти по пояс. – Как померла Лиза?
– Так машина ее сбила, господи! Чего вы?!
И ушла.
– Вот пакость! – выпалила Ирочка, не выдержав. – Наговорила, наговорила, а оказалось то…
– Да уж… – отозвался кто то из девчонок. – Все под богом. Она ведь ходила, земли не видела.
– Да уж… – эхом отозвался еще кто то. – Сама видела, как плевать Шебанова хотела на все светофоры разом.
И все как то успокоились, заговорили уже о погребении, о том, сколько денег надо собрать. Принялись жалеть Толика. Потом посочувствовали. А потом уже шепотом и порадовались.
– Да уж, не было счастья, да несчастье помогло, – поддакнула Носова Валя и ткнула последний окурок в песок. – Тут еще вот что, девчонки… – Все затихли. – Чтобы нервы нам не мотали, давайте ка про ее манию преследования промолчим. Идет?
Кивнули все одновременно. Зачем лишние вопросы и душевные терзания? Никто не видел и не замечал никогда никакой слежки за Лизой. А то, что она говорила, еще надо было доказать. Доказывать теперь некому и незачем.
– Так что… Ничего не знаем, ничего не видели, ничего не слышали, – закончила Носова и взглянула на часы. – Обед скоро, а у нас еще и конь не валялся. Идемте, поработаем, что ли.
Они и поработали, и со следствием посотрудничали в тот день. Только безрезультатным было сотрудничество. И, как они потом оживленно обсуждали это за сигаретой, никто от них никаких чудес и не ждал. Дорожно-транспортное происшествие оно и есть дорожно-транспортное происшествие, чего огород то городить! Про то, что Лизке чудилась слежка, никто так и не обмолвился. И вопросов лишних никто задавать не стал следователям: милой симпатичной девушке, едва оторвавшей попку от студенческой скамьи, и ее спутнику – пожилому дядьке, так уставшему от житейского дерьма и нелегкой службы, что он едва веки приоткрывал, когда с ними разговаривал. Того гляди уснет прямо за столом.
Вопрос Ирочка осмелилась задать лишь Анатолию в день похорон. Не хотела, больно уж убитым он выглядел. Убитым, жалким, помятым каким то. Она бы и не спросила никогда, да так вышло, что на поминках Анатолий уселся справа от нее. Время от времени они обменивались какими то ничего не значащими фразами.
Тогда она и спросила:
– Толик, а не нашли того, кто это сделал?
– Сделал что?! – Он выпрямился за столом так, будто через позвоночник ему ток пропустили, и глянул на нее глазами сумасшедшего.
– Ну… Сбил Лизу кто, не нашли? – Ирочка взглянула на него, жалеючи. – Ты не убивайся так, Толя! Ты еще молод и…
– Нет, не нашли, – промямлил Толик и снова съежился, будто у него живот болел все время. – Машина значилась с утра в угоне. Следствие предполагает, что на ней планировалось совершить какое то другое, более крупное преступление. Так бывает… Планируют грабить банк или уже ограбили, скрываются с места преступления, а тут… Так бывает…
– Так бывает, – поддакнула Ирочка и снова изо всех сил пожалела бедного парня.
Сколько ему, двадцать пять, двадцать восемь? Тридцати точно нет, а выглядит стариком. Костюм явно с чужого плеча, воротник рубашки велик для усохшей шеи. Под глазами мешки, волосы на висках седые, щеки обвисли.
Лизка виновата, хоть о покойниках плохо и нельзя. Она его скукожила в личинку человеческую. Теперь Толик и вовсе пропадет. Наверняка запьет. Хотя вот и на поминках к стакану не припадает, все минералкой угощается.
– А искать то будут? – вдруг спохватилась она, заметив в толпе печальных гостей, столпившихся уже у выхода, родителей.
– Что? Искать? – Он вздрогнул и взглянул на нее снова диковато, испуганно. – Кого искать?
– Ну… Того, кто это сделал?
– Нет, не знаю, наверное, – скороговоркой выпалил Толик и принялся ковырять кусок рыбы, давно застывший в его тарелке. – Следователь говорит: шансов нет.
– Почему? Разве не было свидетелей? День еще почти был, народ с работы валил. Неужели никто не видел того, кто был за рулем?!
– Машина была с темными стеклами. Никто ничего не видел, – вздохнул он судорожно и отодвинул тарелку. – Отпечатков тоже в машине не обнаружено. Все уничтожили… гады. Шансов нет… Так бывает…
– Пропадет он! – верещала на следующей после похорон неделе в курилке Валя Носова.
– С чего ты взяла? – парировал кто то с недоверием. – Он мне пропащим не показался. Нормальный мужик. Худоват, правда. Ну, горем убит. А так…
– Да?! А ты знала его раньше?! Знала, каким он был?!
– Нет.
– То то же! Он… Он таким был красавцем! Таким разбитным ловеласом!!! Он такого достиг! И тут Лизка его по рукам и ногам!
– Анатолий?! – вытаращилась Сонечка, она вдруг стала посещать их десятиминутные сборища и даже пристрастилась к сигаретке, правда, мусолила какую то дрянь с вишневым вкусом.
– Анатолий, Анатолий! – покивала Валя. – Она ему всю жизнь испортила, покойница наша. Да упокой, господи, ее душу! – И тут она понизила голос до шепота и произнесла: – Если бы я не была уверена в обратном, я бы подумала, что это он ее того…
– Чего того?! – опешила Ирочка.
Она последние дни все больше помалкивала. Не от того, что настроения не было, а из за Сонечки. Ну не хотелось ей ее холеного присутствия! Претил ее интеллигентный лоск. Хоть и пыжилась та, и норовила «завсегда с народом быть», выходило у нее это чрезвычайно наигранно. И, опять же, после этих посиделок с сигареткой бок о бок она вольно или невольно, но осматривала свою поплывшую талию в зеркале. Сонечку то можно было легко руками обхватить. Ирочку нет.