– Да, конечно… Дело в том, что разрешение у меня есть.
– Однако, дорогой Маршел, зачем же в таком случае вы вознамерились отправить меня на всякие утомительные розыски и переговоры с мистером Джаджем?
– Да, действительно, зачем? – нахмурилась Изабелла.
– Видите ли, это личное разрешение, я же не знал, что поеду вместе с вами.
Изабелла в недоумении взглянула на него.
– Вы… собирались поехать один, без нас?
– В общем-то, да. Я намеренно не упомянул об этом – речь идет о довольно конфиденциальном деле. Джадж просил моего мнения об одной из комнат…
– Мнение о комнате? Он что, собирается ее переустраивать?
– Не то чтобы переустраивать, насколько мне известно… Извините, Изабелла, я уже сказал, дело это конфиденциальное. Я дал слово и потому не могу рассказать вам подробнее… Тем не менее буду счастлив сопровождать вас.
Изабелла медленно погладила юбку – вперед и назад, – как бы оценивая ткань.
– Странно, однако. Итак, вы собираетесь скрыть от нас с тетей некую таинственную сделку?
– Я собираюсь сдержать слово.
– Проще говоря, интересы совершенно незнакомого человека для вас важнее наших? Я не дам и ломаного гроша за эту комнату, и меня абсолютно не волнует, что там собираются с ней делать, но меня, естественно, волнует…
– Полно, дитя мое…
– Что вы такое затеяли? Теперь я буду беспокоиться, не зная, что у вас на уме.
Миссис Мур сурово посмотрела на племянницу.
– Изабелла, попытайся рассудить здраво. Маршел дал слово, нельзя же его нарушить. И он совершенно прав, а тебе только бы устроить сцену. Скажите откровенно, Маршел, вы и в самом деле не против, чтобы мы поехали с вами?
– Ну разумеется, я очень рад… Вам удобно утром, в половине одиннадцатого?
– Вполне. Ну что ж, решено. Теперь идите вниз, а я почитаю. Маршел, мы не увидимся до утра, спокойной ночи!.. И вызовите, пожалуйста, служителя. Пусть уберут все эти вещи.
До прихода служителя она продолжала прямо и неподвижно сидеть в кресле, потом, однако, не стала читать, хотя именно таково было ее намерение, а, передумав в последний момент, села за фортепьяно. Разногласия и споры по пустякам всегда вызывали у нее неприятный осадок, освобождение от которого достигалось лишь в мире гармонии и высоких идеалов.
Молодые люди – Изабелла немного впереди – медленно спустились по лестнице.
– Не сыграть ли партию в бильярд? – неуверенно предложил Маршел.
– Как вам угодно.
Проходя мимо гостиной, они заметили, что дверь широко открыта; в комнате никого не было.
– Давайте зайдем, – сказала Изабелла.
Они вошли, и она закрыла дверь. Оба продолжали стоять.
– Могу я осведомиться, – начала Изабелла, и щеки ее порозовели, – намерены ли вы и дальше скрывать ваши конфиденциальные дела? Мне необходимо это знать.
– Дорогая Изабелла…
– Да или нет? – в голосе прозвучали зловещие нотки.
Маршел почувствовал, что все его будущее, похоже, всецело зависит от нескольких слов, которые он сейчас скажет этой опасной, рассудительной девушке в черном.
Он поразмыслил с минуту.
– Конечно, Изабелла, раз уж вы так воспринимаете это, я не собираюсь ничего скрывать. Да, я пообещал Джаджу хранить секрет, хотя, возможно, не имел права давать такого обещания. Я вполне понимаю, личные тайны не способствуют взаимодоверию между супругами.
– Вот и прекрасно. Не будем больше об этом говорить. Я рада. Значит, вы тоже полагаете, что разные мнения на этот счет ничего хорошего в будущем нам не сулят… Но что за соглашение все-таки у вас с тем человеком? Чего он хочет? Вы ведь его совсем не знаете, верно?
– О, совершенно верно.
– Тогда расскажите, я не проговорюсь.
– Хорошо. В конце концов, речь идет не о государственной тайне. Вот какое дело: в одной из комнат Ранхилла – в мансарде, именуемой, кстати, «Восточной комнатой», – с мистером Джаджем случались – или ему кажется, что случались, – удивительные вещи. Это было восемь лет назад, сразу после переезда в поместье, и, по-видимому, весьма беспокоит его до сих пор. По непонятной причине он вообразил, что я обладаю здравым смыслом, почему и попросил помочь ему разобраться. Я зачем-то согласился, только и всего.
– Но почему вы? Почему он выбрал именно вас?
– Я и в самом деле не знаю. Так закончилась наша дружеская беседа на корабле по пути из Америки. Мы обсуждали четвертое измерение и тому подобное.
– Что же, однако, за удивительные вещи случались с мистером Джаджем?
– Галлюцинации, на мой взгляд. По утрам в конце каждой недели в этой комнате на месте глухой стены вдруг появлялся ведущий наверх лестничный пролет. Он утверждает, что не только видел лестницу, но и поднимался по ней. И совершенно не помнит, что происходило наверху.
– Какая странная фантазия!
– В конце концов его жена заметила, что он ушел по этой лестнице. То есть она, конечно, не видела никакой лестницы, и все-таки он сильно перепугался. Запер комнату, и с того дня туда никто не входил. Поскольку жена умерла, он, видно, считает, что больше нет необходимости хранить тайну.
– Может, он немного не в себе?
– Вовсе нет… Ни в какой степени.
– И вы обещали помочь ему разобраться?
– А что, дорогая Изабелла, мне было делать? Не мог же я заявить ему прямо в лицо, что он лунатик. У меня не было выбора… Так или иначе, завтрашняя прогулка на автомобиле послужит искуплением поспешно данного мной слова.
– Итак, вы согласились просто из жалости?
– Нечто в этом роде.
– Это делает честь вашей деликатности… Я рада, что вы рассказали… Я должна знать все о ваших делах. Понимаете?
– Конечно.
Довольная, она ловко обняла его и подставила губы для поцелуя. Оба рассмеялись… Маршел, однако, по-прежнему испытывал некоторую неловкость. Когда наконец Изабелла выскользнула из его объятий – здесь явно было не место давать волю чувствам, – он внимательно посмотрел в ее напудренное лицо, в неподвижные загадочные глаза.
– Теперь, Изабелла, когда мы вдвоем, объясните же мне ваши слова насчет готовности продаться тому, кто заплатит большей любовью. Вы это серьезно или просто дразнили меня?
– Да, я не представляю себе жизнь без любви, – спокойно ответила Изабелла.
– Не спорю. Но, похоже, для вас любовь – нечто вроде варенья, которое можно зачерпнуть ложкой. А ведь любовь не существует сама по себе, отдельно от человека, которого любят. Вам же, кажется, безразлично, кого любить, лишь бы человек был более или менее сладок и приятен.
– Перестаньте. Во-первых, я все это говорила не ради того, чтобы вам досадить, и, во-вторых, симпатичен человек или нет – не имеет значения: я хочу совсем иного.
– Чего же тогда?
Изабелла ответила не сразу. Она слегка отвернулась и дотронулась тонкими белыми пальцами до кончиков волос.
– Не знаю… Любовь должна быть сильнее этого… Видите ли, одна девушка может удовольствоваться тихой привязанностью, а другой достаточно мутного сентиментального сиропчика. Все зависит от характера. У меня, я думаю, характер трагический.
– Надеюсь, что нет, – он озадаченно смотрел на нее. – …Изабелла, ответьте на один вопрос – вы случайно не находите нашу помолвку… ну, монотонной, что ли?
– О, нет.
– Вы уверены?
– Совершенно уверена. Хотя вопрос весьма странный.
Наблюдая за ее спокойной насмешливой улыбкой, Маршел внезапно занервничал.
– Мне кажется, вы прекрасно понимаете в святая святых вашего сердца, что можете делать со мной что угодно, и отсюда ваше высокомерие. Верно, мои слова неубедительны, а все-таки я готов всю жизнь бороться за ваше, Изабелла, хорошее мнение, чем, не прилагая усилий, довольствоваться преклонением любой другой женщины.
– Если это все, чего вы хотите, я всегда буду хорошего мнения о вас.
Кровь бросилась ему в лицо, и он сделал к ней шаг. Она ждала его с той же спокойной насмешливой улыбкой; в этот момент кто-то с шумом повернул дверную ручку. Оба в смущении отпрянули друг от друга.
– Не сыграть ли партию в бильярд? – как бы продолжая беседу, спросила Изабелла, одновременно оборачиваясь, чтобы взглянуть на двух входящих дам.