— Эли уже к классу седьмому поняла, что в работе ее матери нет ничего особенно привлекательного. И стала специалистом по рекламе.
Фредерик добродушно усмехнулся.
— Забавно. Ты, я смотрю, в курсе всех событий. Часто видишься с одноклассниками?
— Не то чтобы… Но, например, с Беатрис общаюсь постоянно, через нее узнаю об остальных, что-то слышу от других знакомых. У меня их в Нью-Йорке видимо-невидимо.
Фредерик пристально на нее посмотрел, прищурился, будто пытаясь о чем-то вспомнить, и улыбнулся краешком губ.
— А-а, да. Ты и в детстве постоянно была окружена людьми — все рассказывала о праздниках и вечеринках, которые устраивались в вашем доме. По-моему, ты из семьи актеров?
Кристина удивилась.
— Верно.
— Точнее даже, преподавателей актерского мастерства, — добавил Фредерик.
— Ну у тебя и память! — удивилась Кристина. — Хранит столько подробностей!
Фредерик улыбнулся глазами.
— Память как память. А подробности хранит только важные, все ненужное отметает.
У Кристины приятно щекотнуло в носу, но она тут же напомнила себе: Фредерику просто дорого все, что связано с нью-йоркским детством. И выискивать в его высказываниях личную заинтересованность смешно и неприлично. Я же, хоть Оливер с каждым днем и отдаляется все больше и больше, до сих пор живу с ним и считаюсь его девушкой.
— Расскажи обо всех, о ком что-то знаешь, — попросил Фредерик, мечтательно глядя на зелено-желтую листву. — Мне очень интересно. Слушаю тебя, общаюсь с тобой — и такое ощущение, что я никогда и не уезжал из Штатов.
— Правда? — Кристина постаралась, чтобы в голосе не прозвучало тоски. Было здорово просто брести по аллее в компании с этим парнем, слышать его голос, смех — лучшего отдыха она сейчас и не желала. И вместе с тем душу тяготило странное чувство: казалось, Фредерик Хейворд снова появился в ее жизни на беду.
— Правда, — помолчав, ответил он. — Я действительно чувствую себя сейчас так, словно провел в этом городе всю жизнь.
Кристина принялась рассказывать о судьбах одноклассников. Фредерик слушал ее, о чем-то раздумывал и едва заметно улыбался своим мыслям. Кристина незаметно за ним наблюдала и время от времени ловила себя на том, что чем больше находится с ним рядом, узнает его, тем сильнее прикипает к нему душой.
Как бы не влюбиться в него, думала она, когда они шли к озеру. Еще и не начинало темнеть. Предвечернее сентябрьское солнце щедро заливало город желтым прозрачным светом, играло веселыми бликами в озерной воде. Они остановились у лодочной станции.
Фредерик стал так внимательно всматриваться в уток, что Кристина, заметив это, осторожно поинтересовалась:
— Нечасто здесь бываешь?
Фредерик повернул голову и улыбнулся. Как показалось Кристине, несколько смущенно.
— Часто. Порой, когда у меня что-нибудь не ладится, я приезжаю сюда даже один и любуюсь природой, озером. Это здорово успокаивает.
У Кристины по спине побежали мурашки. Удивительным Фредерик был человеком. На вид независимый и взрослый, наверняка неплохой специалист в своем деле, а с проблемами боролся столь невинным, можно сказать детским способом. Другие спасались алкоголем, быстрой ездой на машине или впадали в хандру, Фредерик же гулял по Центральному парку.
— У меня каждый раз возникает ощущение, будто эти места смотрятся каждый раз совсем иначе.
Кристина взглянула на него изумленно расширенными глазами.
— Серьезно? У меня тоже нередко возникает такое ощущение.
Фредерик улыбнулся. По изменившемуся выражению его лица Кристина сразу поняла: он ужасно рад, что они так прекрасно понимают друг друга. Она тоже радовалась. Причем теперь не вспоминая ни про Оливера, ни про чувство долга. Было просто хорошо, все остальное ушло на второй план, утратило значение.
Они с минуту неотрывно смотрели друг на друга. Потом одновременно улыбнулись, повернули головы и приковали взгляды к озеру, лежавшему перед ними огромным зеркалом.
— Какая красота, — пробормотал Фредерик. — Что может быть прекраснее?
В порыве восхищения он взял Кристину за руку и легонько ее сжал. Все произошло настолько естественно, что у Кристины не возникло и мысли убрать руку или что-либо сказать — напротив, захотелось, чтобы это мгновение продолжалось как можно дольше. Она все это время не смотрела на Фредерика и старалась казаться невозмутимой, сама же боялась дышать — настолько ей было спокойно и отрадно.