«Водки не жалеть, пьяных не забирать!» (Почти как: «Патронов не жалеть, пленных не брать!»)
Поморщившись, Казаченко недоуменно пожал плечами:
«Как эта галиматья из “Общего плана контрразведывательного обеспечения участников фестиваля” попала в оперативную разработку кронпринца?»
Оказалось, – это был запев. Далее следовали отчеты бригад службы наружного наблюдения, приставленных к прибывшему на фестиваль Ганнибалу.
Ознакомившись с его анкетными данными, опера из «наружки» присвоили ему ласковую кличку Кукуня, не подозревая еще, что он – парень ну совсем без «куку» и фору в сто очков даст любому из своих опекунов из Службы наружного наблюдениря. Два года в Школе полиции под наблюдением французских инструкторов – это вам не ликбез под названием Курсы усовершенствования оперативного состава КГБ СССР.
Изящную поступь профессионала (на то он и профессионал, чтобы выглядеть безобидно, а уход от «хвоста» обставить так естественно просто, что преследователи сами себя же и будут винить в потере объекта!) наша «наружка» осмыслила отнюдь не с первых шагов Ганнибала по московской тверди. А уж его московский роман, бурный и молниеносный, с секретарем Фрунзенского райкома комсомола Аношиной Анной – вообще для столичной «наружки» остался за кадром.
Что до его игр с московскими «топтунами», то в основе своей они имели отнюдь не злой умысел. Просто Баклажану захотелось на практике проверить действенность усвоенных в Школе полиции навыков ухода от «хвоста», а заодно и испытать упоение от собственного превосходства над «топтунами», которые окружили его своим вниманием на фестивале.
Какой нервотрепки нашим ребятам стоил только один «матч», сыгранный принцем с несколькими моторизованными бригадами наружного наблюдения!
Однажды, когда до убытия гостя из Москвы оставался один день, «наружке», опекавшей Ганнибала, удалось «срисовать», как он усаживал в машину с дипломатическими номерами посольства Чада в Москве красивую высокую девушку. Происходило это в двух шагах от здания, где располагались РК КПСС, райисполком и РК ВЛКСМ Фрунзенского района.
Машина с девушкой и объектом проследовала на территорию посольства. Бригады затаились поблизости в ожидании выхода или выезда девушки для последующего установления ее личности. Не тут-то было. Девушка не появилась ни через час, ни к вечеру. А утром из ворот посольства «веером», на предельной скорости вылетел весь посольский автопарк – пять машин. С зашторенными задними стеклами они бросились врассыпную петлять по переулкам Арбата.
Было ясно: «залповым выбросом» автопарка посольства предпринята попытка растащить силы наружного наблюдения и сохранить инкогнито прекрасной незнакомки. Попытка удалась.
Девушку установили через месяц после отъезда Ганнибала из Москвы.
* * *
В советские времена в КГБ существовало такое подразделение, которое в народе нарекли «ППИП» – «Пишите письма – их прочтут». Еще незабвенный кардинал Ришелье в 1628 году во времена французского противостояния великодержавным притязаниям Англии постановил перлюстрировать всю корреспонденцию, поступавшую с острова на континент.
Идея кардинала была подхвачена и обогащена практикой советского казарменного социализма: все письма, поступавшие из-за кордона в СССР и обратно, обязательно прочитывались «ппипками». Забот у работников «ППИП» особенно прибавилось после фестиваля в Москве. В неводы перлюстраторов попадали и те, кого не сумела зафиксировать служба наружного наблюдения. Как это и случилось с Аношиной Анной.
В подразделении КГБ, где вели дело «Баклажан», после прочтения первых писем отправителя и получателя, оптимистично оценили дополнительно открывшиеся возможности по оказанию нашего влияния на объект оперативной разработки. Еще бы! Баклажан влюбился в нашу, доморощенную гражданку. Да мы через нее вмиг обратим его в нашу, коммунистическую веру!
По замыслу режиссеров-разработчиков, Анне отводилась не последняя скрипка в оркестре. Однако после первой встречи с Аношиной ведомственный оптимизм поугас. Опрашивавшие Анну интеллектуалы из Лубянской синекуры были немало удивлены ее неосведомленностью о статусе Баклажана в стране постоянного проживания, о его происхождении и т. п.
Пытаясь выяснить ее намерения в плане возможного переезда из СССР в Чад, оперативники наткнулись на твердый ответ:
«Никуда я из России не поеду. Всё сделаю, чтобы Ганнибал переехал жить сюда!»
Такая перспектива перемещения Баклажана в физическом и социально-политическом пространстве никак не устраивала Комитет. Нам он нужен был там и только там!.. Было принято решение до поры воздержаться от привлечения Анны для участия в мероприятиях по Баклажану, пока эмоциональный шлейф, оставленный в душе славянской девушки черным метеоритом, не перестанет заслонять ей разум, так как тот факт, что она по уши влюблена, был виден невооруженным глазом.
В беседе выяснилось также, что Анна ждет ребенка и ради него готова поступиться многим, даже перспективами, открывающимися в связи с ее секретарством в РК ВЛКСМ.
Что в последующем и случилось. Соратники Анны не могли примириться с мыслью, что их боевая подруга должна родить от негра. Вопрос: «А если это – любовь?» – мог прозвучать, по их мнению, только в сальном анекдоте, ну, на худой конец, с киноэкрана, но никак ни в реальной жизни.
Как-то никому и в голову не приходило, что прадед нашего Александра Сергеевича Пушкина тоже ведь был ихним африканцем. Этой исторической подробности не помнила и сама Анна до тех пор, пока оперработники не вооружили ее этим аргументом, пошутив, что теперь ей остается только дождаться рождения правнука.
Дознаватели поинтересовались, как Анна собирается назвать ребенка. Она ответила, что этот вопрос уже обсуждала с родителями. Ее отец Аношин Павел Иванович наотрез отказался давать свое имя возможному внуку. Поэтому Анна решила, что сына назовет именем возлюбленного. Разумеется, если он не будет против. В письмах они еще об этом договорятся. Ну а если родится дочь – будет Анной…
На прощание контрразведчики отобрали у Аношиной подписку о неразглашении содержания беседы и на время оставили у себя визитную карточку ее суженого. О подробностях его происхождения и социального положения Анну просвещать не сочли нужным.
В дальнейшем визитная карточка пригодится Аношиной в загсе при заполнении метрики, а предусмотрительность оперов – подполковнику Казаченко через тридцать с лишним лет при планировании мероприятий по объекту оперативной разработки «Пророк».
В резюмирующей части рапорта контрразведчики охарактеризовали Аношину как волевую, умную, патриотично настроенную, внешне красивую, но романтичную и доверчивую женщину.
Годы мытарств с малолетним темнокожим сыном по общежитиям и коммуналкам вытравят бесследно все перечисленные оперработниками качества. Останутся только воля и ум.
* * *
Дело оперативной разработки «Баклажан» Казаченко читал как захватывающий авантюрный роман.
По возвращении принца из Москвы Центром было получено донесение, что он во всеуслышание заявил о своем намерении вместо Сорбонны отправиться на учебу в Московский университет, так как во время пребывания на фестивале встретил и полюбил русскую девушку, на которой собирается жениться.
По данным осведомителей нашей резидентуры, у Ганнибала по этому вопросу состоялся бурный разговор с отцом. Выяснить, чем он закончился, не представилось возможным, однако, по предположению заслуживающих доверия источников, итоги состоявшихся между отцом и сыном объяснений были для нас неутешительны…