Отран отхлебнул глоток пива и провел языком по обветренным губам.
– Итак, завтра мы уезжаем, – бросил ему Палестро.
– Да. Мне немного грустно.
– Есть о чем грустить! Вернешься сюда в будущем году. Такие опытные добровольцы, как ты, всегда нужны. К тому же ты наш друг и археолог-любитель.
– Кто знает, где я буду через год…
Специалист по первобытной истории бросил банку из-под пива в бочку, служившую мусорным баком.
– Ты думаешь о своих детях?
– Да, – ответил Отран. – Я скучаю по ним.
– Не познакомишь меня с ними как-нибудь на днях?
Отран открыл свой бумажник. В пластмассовом кармашке, поверх водительских прав, лежала немного потускневшая фотография его детей-близнецов – Тома и Кристины.
– Вот Кристина, – сказал он, повернув снимок в сторону Палестро.
– Красивая девушка!
– И у нее блестящий ум, ей все интересно.
– А рядом Тома?
– Да. Он родился через восемь минут после сестры.
У Тома был взгляд полный эмоций – мрачный и тревожный. Глаза его выглядели как две прорези в нежной полудетской рожице подростка. Они горели ужасным блеском болезни, о которой никогда не говорил его отец. Тома до сих пор боялся темноты. Иногда он кричал и бился так, что родные должны были удерживать его силой, привязывая к кровати и давая ему лекарства. Мальчик увлекался первобытной историей настолько, что жадно читал работы знаменитых исследователей первобытного общества – Леруа-Гурана, аббата Брейля[6] или Люмле[7].
– Почему ты не берешь детей с собой на раскопки? – спросил Палестро.
Лицо Отрана стало бесстрастным: он закрыл перед собеседником свою душу. Отран почти никогда не говорил о своей семье. Должно быть, в их жизни были какие-то тяжелые мучительные тайны, которые заставляли его молчать о себе и о членах своей семьи.
С колокольни Кенсона донесся звон. Низкие звуки колоколов отражались от скал и долетали до прозрачных вод Вердона.
Жереми Пейе внезапно встал и крикнул:
– Идите сюда!
Палестро и Отран примчались к нему почти бегом.
– Это там, в граветте! – Пейе указал на коричневый слой, до которого от поверхности было метра два.
Найденный предмет был черным и длинным, он еще не был вынут из породы. Жереми Пейе наклонился и провел по нему кистью.
– Это статуэтка! Тут не может быть сомнения!
– Прекрасная находка. Браво, Жереми! – сказал Отран.
– Необыкновенная вещь! – подхватил Палестро, не сводя глаз с фигурки.
Специалист по первобытной истории бесцеремонно оттеснил в сторону аспиранта и начал работать. Около десяти минут он снимал землю с находки – миллиметр за миллиметром. Иногда он останавливался и фотографировал ее. Рядом со статуэткой была положена линейка, желтая с черным, и стало ясно, что длина фигурки – около двадцати сантиметров. Ступни статуэтки были вырезаны грубо, но пропорции тела оказались идеальны. На уровне груди виднелось отверстие, позволявшее увидеть, какова статуэтка внутри.
– Похоже на кончик бивня мамонта, – предположил Пейе.
– Думаю, ты прав, – согласился Палестро. – Видно, что текстура материала такая же, как у слоновой кости.
Голова статуэтки была интересна своей необычностью. Она имела форму головы животного из породы оленей, а надо лбом поднималась высокая прическа, разделенная на части глубокими разрезами, напоминавшая оленьи рога.
– Я думаю, – предположил Палестро, – что это мужчина с оленьей головой. Рогатый колдун, наполовину человек – наполовину животное.
Жереми Пейе принес из домика прямоугольную коробку. Палестро положил фигурку с оленьей головой на ватную подушку и накрыл крышкой.
В этот момент раздался гудок автомобиля, и все трое исследователей подняли голову.
Смерть остановилась перед решеткой, ограждавшей рабочую площадку. Она приехала в трехсотом «мерседесе» зеленого с металлическим блеском цвета, который Пьер Отран купил шесть месяцев тому назад. За рулем сидела жена Отрана. Он похлопал ладонью по штанам, стряхивая с них землю, надел солнцезащитные очки и пошел к автомобилю.
Ни его машина, ни его жена не должны были здесь находиться.
2
Марсель, сорок лет спустя
Уже три дня мистраль носился как проклятый по улицам города. Холодная синева чистого неба разбивалась о гребни скал, которые словно преклоняли колени перед морем. Когда ветер прекращался, прогноз погоды обещал снегопады, каких не бывало до сих пор. Декабрь был морозным, но жители Марселя уже давно не обращали внимания на такие прогнозы.
На втором этаже особняка Епископства[8] уже довольно долго звонил телефон бригады уголовного розыска.
– Сейчас отвечу! – крикнул майор Мишель де Пальма, дуя при этом на стаканчик с горячим кофе, только что полученным из автомата.
Он пронесся по коридору со скоростью гоночного автомобиля и поднял трубку.
– Я хотела бы поговорить с инспектором де Пальмой.
– Де Пальма уже целую вечность назад стал майором… Это я.
– Какое счастье, что я смогла до вас дозвониться! Я уже начала отчаиваться…
Голос был женский и дрожал. Де Пальма уселся в кресло и вытянул длинные ноги. Он был один, почти без сил, и ему совершенно не хотелось иметь дело с нервной дамой.
– Чего вы от меня хотите?
– Вы сегодня утром читали газету? – спросила дама.
– Я никогда не читаю газет.
Голос на короткое время замолчал. В трубке был слышен гул мотора. Должно быть, гудит двигатель корабля, предположил де Пальма.
– Я отвечаю за раскопки в пещере Ле-Гуэн. Случилось вот что… Два дня назад один из моих коллег, Реми Фортен, стал жертвой несчастного случая.
Де Пальма мгновенно выпрямился и напрягся.
– Несчастье случилось в пещере Ле-Гуэн?
– Да… Вернее, почти. Не в самой пещере, а ближе к выходу.
– На какой глубине?
– Меньше тридцати восьми метров.
– Причина – декомпрессия?
– Специалисты именно так и считают.
– Погружения в пещере Ле-Гуэн опасны. Вы должны об этом знать. Как вас зовут?
– Полина Бертон.
Де Пальма нацарапал это имя на пачке с сигаретами.
– И вы думаете, что это мог быть и не несчастный случай…
– Именно так, – ответила Полина Бартон. – Я не знаю, как объяснить, но с тех пор, как произошло это несчастье, я перечитала заново все, что смогла найти, об ужасных событиях, в центре которых была эта пещера, и думаю, что все это не случайность. Вы помните, что это за события?
– Дело Отранов – Тома и Кристины, десять лет назад. Разве я могу забыть такое?
Тома Отран, сын Пьера Отрана, был арестован группой полицейских, которой командовал де Пальма. Тома убил трех женщин. Вероятно, их было и больше: полиция так и не смогла установить истину. Рядом с каждой жертвой преступник оставлял негативный отпечаток своей ладони. Вдавленный след, похожий на те, которые первобытные люди мадленской культуры[9] чертили в своих пещерах.
Отран не признался в своих преступлениях перед полицией и судьями. Суд Экс-ан-Прованса приговорил его к пожизненному заключению, причем двадцать три года он должен провести в тюрьме строгого режима. Когда все это произошло, Кристина, его сестра-близнец, преподавала первобытную историю в Университете Прованса. Она получила двенадцать лет как соучастница убийств.
Де Пальма быстро просмотрел все полицейские сводки. Ни одного сообщения о побеге. Ни одного объявления в розыск. Ни слова о близнецах Отран. Уже целую вечность ничто не напоминало ему о пещере Ле-Гуэн и о близнецах Отран. Это плохое предзнаменование. Он заговорил более властно:
– Нам нужно срочно встретиться. Увидимся около семнадцати часов.
– Хорошо… Я нахожусь сейчас в бухте Сюжитон[10]. В это время буду на поверхности.
– Тогда я приду к вам. А вы доберетесь до меня по морю.
Де Пальма повесил трубку, не сказав «до свидания», и выбросил свой кофе в мусорную корзину. День начинался тяжело. Три раза прогремел низкий, мощный, округлый бас колокола собора Де-Ла-Мажор. Мистраль с новой силой засвистел на улице Епископства и взметнул выше окон второго этажа листы бумаги и пластиковые пакеты.