Сколько раз за эти годы меня находили непонятные «настоящие» мамы, тети, дяди, братья, сестры с фотографиями племянников, одному Богу известно. И добрая половина этих людей была от моего покойного отца. Ребята, я вас не знаю. Простите. Мне неинтересно знакомиться с кем-то во второй половине своей жизни. Для поистине родных людей я расшибусь в лепешку, отдам последнее и сделаю все, чтобы им жилось хорошо и счастливо, а для вас не пошевелю пальцем. Поэтому, папа, не обессудь. В твоей новой семье не нашлось для меня места, а в моей семье нет места для твоей семьи. Я не знаю, сколько у тебя осталось детей, жен, любовниц, но я не имею и не хочу иметь к ним никакого отношения. Надеюсь, они на меня не в обиде. НЕ НУЖНО МЕНЯ ИСКАТЬ. Если обо мне пишут в газете, это не означает, что я всем и всюду обязана. Я обязана только своей матери и своим детям.
ГЛАВА 2
С тех пор, как мама развелась с отцом и мы остались с ней вдвоем, она очень много работала. Слишком много для женщины... Я ходила в круглосуточный детский сад, а когда стала постарше, с круглосуточным детсадом было покончено, и я оказалась предоставлена сама себе.
Мама повесила мне на шею ключ от квартиры, чтобы я в любой момент могла забежать домой и что-нибудь перекусить. Точно с такими же ключами бегала вся детвора. Это сейчас трудно представить ребенка с ключом от квартиры на шее, а тогда это было нормально. Целый день я носилась во дворе, играя в казаки-разбойники, а моим любимым лакомством была корочка черного хлеба, политая подсолнечным маслом и посыпанная сверху солью. Боже, как же это было вкусно! Я забегала домой, отрезала от черного хлеба корочки себе и подруге, поливала их маслом, посыпала солью и неслась на улицу. Мы сидели безумно счастливые и смаковали эту вкуснятину. Когда мама возвращалась с работы, она загоняла меня домой и мазала зеленкой колени. А на следующий день я разбивала их по новой.
Улица меня закалила и научила не бояться трудностей, пусть даже детских... В квартире вновь появилась пусть старенькая, но все же мебель. Мне совершенно не стыдно признаться в том, что в детстве я вместе с подругой просила деньги у продуктового магазина, а затем мы бежали в магазин игрушек и покупали себе пупсов и тетради, чтобы можно было поиграть в школу. Иногда шиковали и покупали что-нибудь из сладостей. Мама и представить не могла, что, пока она на работе, ее дочь попрошайничает у магазина. Но мне так хотелось иметь собственные деньги...
Мне не стыдно за то, что мы, все с той же закадычной подругой, украли в магазине булку горячего хлеба. Я сунула ее под куртку, подруга прикрыла меня спереди, и мы совершенно беспрепятственно покинули магазин. Забежали в первый попавшийся подъезд, сели на ступеньки и принялись уминать горячий хлеб за обе щеки. Как же тогда было вкусно! Сколько тогда пряников и булочек было вынесено из магазина подобным образом, даже страшно подумать.
Пару лет назад на мой почтовый ящик пришло письмо:
citeЮль, не знаю, помнишь ты меня или нет, но мы с тобой в детстве в магазине хлеб с пряниками воровали и клубнику на огороде чужой дачи. За нами еще собака погналась и чуть нас обеих на куски не разорвала. Мы тогда обе на дереве долгое время сидели и от страха ревели...
Я позвонила по оставленному номеру телефона и безумно обрадовалась, услышав подругу детства.
– Знаешь, я иногда возьму корку черного хлеба, полью подсолнечным маслом, посолю и с таким удовольствием съем, – вспоминала она.
– У меня тоже такое бывает, – честно призналась я.
– Еще же масло подсолнечное вонючее-превонючее было, но нам так нравилось.
– А наше самое коронное блюдо помнишь?
– Гоголь-моголь, – с ходу ответила подруга.
– Сырое яйцо, соль и черный хлеб.
Оказалось, мы обе до сих пор балуем себя этим некогда крутым для нас блюдом. Вспоминали, как плавили сахар на сковородке, как он застывал и какие отличные бесформенные жженые леденцы получались.
Теперь мы постоянно созваниваемся. А когда она приехала в Москву, мы встретились, и мне показалось, что ЗАПАХЛО ДЕТСТВОМ... Сели в кафе и заказали себе гоголь-моголь. Официант не понял, что это такое, пришлось объяснить. Сидели, наслаждались обществом друг друга, ели только понятную нам еду и вспоминали...
– Меня за то, что мы у магазина попрошайничали, ремнем дома били, – призналась подруга. – Брат мимо магазина шел, увидел, как мы к прохожим пристаем, сдал меня матери.
– Надо же, а почему ты раньше мне про это не рассказывала?
– Мелкая была. Хотела, чтобы ты не разочаровалась в нашей дружбе. Ты же никогда и ничего не боялась.
– Ну да. Когда тебя из дома не выпускали, я одна на дело ходила.
Мы все никак не могли наговориться, словно и не было всех этих лет. Будто за столом сидели две маленькие девочки и вспоминали свои проделки. Мы смотрим на мои небольшие шрамы на коленях и смеемся.
– Это с детства. Колени не успевали заживать, и ты вновь падала. Я тебя без зеленки не помню. Ты быстрее всех бегала, не рассчитывала скорость и падала.
– Я просто никогда не смотрела под ноги, – весело отвечаю я и ловлю себя на мысли: как здорово, что мы встретились.
* * *
Когда мама работала в ночную смену, она оставляла меня ночевать или у соседей, или у знакомых. Вообще народ там был очень дружный и добрый. Мы даже двери днем не закрывали на ключ. Это считалось дурным тоном. Зачем? Все свои и все друг друга знают. Я, как сын полка, ночевала то у одних знакомых, то у других.
Поскольку мама работала в круглосуточном режиме и я была предоставлена сама себе, у меня выработался очень свободолюбивый характер, и маме было со мной достаточно сложно. Я с детства не знала слова «нет», всегда делала то, что хотела, и была крайне упрямая. Когда кто-то шептался за моей спиной о том, что мой отец влюбился в убийцу, слетел с должности и бросил нас с матерью, я не обращала внимания на злые языки, всегда могла показать зубы и уже с детства получила прививку от общественного мнения.