Часть первая.
Молчун
Глава 1
Гоните «мудрых учителей»! Гоните! Они всю жизнь нам мешают.
Да-да, едва мы перестаем писать в кровать и пересаживаемся на горшок, они уже говорят нам, что мы должны делать и как должны себя вести. Они знают лучше нас, чем нам стоит заниматься с малолетства – бальными танцами, гимнастикой, фигурным катанием или игрой на баяне. Они найдут нам кружок «по нашему вкусу», они купят нам кроссовки, коньки, боксерские перчатки и даже паяльник; они поставят нас на табурет в центре зала, заставят читать стишки и будут хохотать и умиляться, потому что половину звуков мы еще не произносим, или принудят петь песенку о бабушке, хотя и музыкального слуха-то у нас нет, да и бабушку мы в гробу видали.
Они будут преследовать нас и дальше…
«Какого черта ты не слушаешь учителя математики? Тебя не интересует математика?! Хорошо, допустим. А история? Литература? Биология? А что тогда тебя интересует?! Ты понимаешь, что должен учиться на «пятерки» и «четверки», если хочешь стать человеком? Ни черта ты не понимаешь в жизни, бестолочь!
А что это за плакаты у тебя висят на стене? Что это за горилла волосатая с кольцом в носу? А в наушниках у тебя что орет? Это музыка? Это – музыка?! Выключи! И нечего шляться с этими приятелями, и что ты ревешь, какие у тебя вообще могут быть проблемы в твоем сопливом возрасте? Девочка бросила? Мальчик разлюбил? В школе дразнят? Бред какой! У тебя сейчас только одна забота – ты должен (должна) учиться, учиться и еще раз учиться, чтобы стать человеком.
Да, ты должен окончить школу, поступить в институт, ты должен завести семью (мы тебе расскажем с кем именно), вы должны любить друг друга, ты должен ходить на работу, чтобы приносить оттуда зарплату, ты должен быть ответственным и не забивать голову пустыми мечтами… словом, ты всем должен, должен, должен…».
Вот так и живем с противным чувством, что кому-то все время должны. Оно разъедает душу, но мы не можем от него избавиться. Сначала мы должны своим родителям, угробившим на нас лучшие годы своей жизни; потом должны учителям в школе, у которых маленькая зарплата и своих сопливых детей полон дом; потом мы слушаем своих друзей и знакомых, потом боимся огорчить супругов и их родителей, боимся общественного мнения, боимся сделать больно и «поступить некрасиво», нарушить установленные кем-то правила… Мы всего боимся – пугливые зверушки, постоянно испытывающие чувство вины! – а потом умираем, и ничего после нас не остается, кроме скромных цифр на могильной плите и стандартной биографии.
Гоните «мудрых учителей», я вам говорю! У вас ТОЛЬКО ОДНА ЖИЗНЬ, и пишется она без черновиков и возможности исправлений. Ступайте к своей мечте и никого не слушайте.
Только имейте в виду, что вы собрались прогуляться по минному полю, причем мины на карте указаны далеко не все. Где и какая из них взорвется, узнаете сами. Постарайтесь удержаться на ногах, если мощность взрыва окажется слишком велика».
(Из книги Глеба Шестопалова «Убегающий волк»).
Жара. Плюс тридцать два, если верить термометру на дисплее приборной доски. Плавится асфальт, задыхаются мирные граждане, мегаполис медленно сходит с ума, вымаливая у неба хоть капельку дождя.
Глеб Шестопалов поместил панель автомагнитолы на подобающее ей место, нажал кнопку под номером «1» и сразу услышал знакомый голос:
– Привет! Доброго вам утра тринадцатого июня две тысячи третьего года от рождества Христова. Это сто три и восемь эф-эм, радио «Пилот»: всегда к вашим услугам хорошая музыка и веселые ведущие, а также море рекламы и всякой другой всячины. Оставайтесь с нами!
Лицо Глеба перекосила гримаса душевной боли. Обычно, если он начинает вот так кривиться, подчиненные прячутся в своих кабинетах. Гримасы Большого Босса сулили невыплату премии и отказ в финансировании корпоративных попоек.
– Бар-ран, – процедил Глеб, включая первую передачу, – уволю к чертовой матери.
Взглянув в боковое зеркало, Большой Босс притопил педаль газа, и новенькая «рено меган» цвета стоячего болота покатила по улице в сторону делового центра.
Елки-палки, это был едва ли не самый поганый год в его карьере. Если в январе еще теплились надежды на «перелом» с «прорывом» (такими терминами изобиловала речь официального консультанта и психолога, которого Глеб нашел на какой-то рождественской бирже для работодателей), то к марту от них остались тлеющие головешки. На радиостанции возникла напряженная ситуация с рекламными оборотами – следовательно, и с денежками, поступающими на банковский счет, – а книга, которую он написал и издал на свои личные средства, почти провалилась. И если просчеты в бизнесе можно как-то нивелировать, то литературное фиаско повергало в уныние.
Жаль. Хорошая книжонка получилась.
В первую неделю продажа шла вяло: из-за отсутствия масштабной информационной поддержки книжные магазины не торопились делать заказы, а лоточники и уличные торговцы, теребя в руках свежие экземпляры, недоверчиво качали головами. Изящный слоган, выданный Глебом в эфире собственной радиостанции – «Вы покупаете не то, что снаружи, а то, что внутри!» – ожидаемого эффекта не произвел. Оптовики предпочитали покупать цветные твердые обложки, украшенные воронеными стволами и женскими прелестями четвертого размера, и не выказывали ни малейшего желания поинтересоваться, что же там внутри. Очень скоро Глеб понял, что свалял большого дурака, решив штурмовать книжный рынок.
Итак, что мы имеем? Радио «Пилот» тянет немощные ручонки к кислородной подушке, тираж «Убегающего волка» загромождает офис, дочь отбивается от рук, жена… ну, хоть жена адекватная, и на том спасибо.
Глеб притормозил на светофоре, открыл окно, посмотрел в небо. Оно все такое же голубое и прозрачное, и ему все так же наплевать на наши проблемы.
Зазвонил телефон. Глеб вынул трубку из нагрудного кармана рубашки.
– Говорите, но кратко, я на перекрестке.
– Это Обухов, – хмыкнула трубка. – У меня села батарея, я с другого аппарата. Как дела?
– Ты в удобное для меня время умеешь звонить?
– Не ной. Что делаешь послезавтра, в субботу?
– Сплю. – Глеб тронулся с места. Богатый опыт телефонного общения со старым другом Кириллом Обуховым, который постоянно звонил с каких-то левых аппаратов своих охранников и адъютантов, позволил Глебу научиться ювелирно водить машину двумя пальцами одной руки.
– Спать будешь на кладбище, – продолжил Кирилл. – Приглашаю тебя в «Черепаху» вместе с женой. Хочу кое-что показать.
– Кое-что или кое-кого?
– Я просил не ныть!
– Я не ною! Если ты подсунешь мне свое очередное протеже, я тебя порву.
– Какой ты нудный! Давай просто посидим, я тебя сто лет не видел. Ну?
Глеб вздохнул.
– Ладно, уломал.
– Заеду в восемь.
Глеб бросил трубку на сиденье и улыбнулся. Несмотря на то, что они с Кириллом Обуховым дружили уже почти двадцать лет, внезапный звонок приятеля очень редко его не радовал. Глеб иногда думал, что при подобных отношениях между мужчинами и женщинами браки были бы долговечнее.
Глеб подъехал к зданию, в котором находился офис радио «Пилот». Солнце палило неимоверно. «К полудню будет сорок», – подумал Шестопалов, поднимаясь по ступенькам на третий этаж. Лифт в этом здании, когда-то принадлежавшем малоизвестному научно-исследовательскому институту, работал через день, а то и через два, и Глеб часто хвалил себя за то, что не снял офис где-нибудь под чердаком. Третий этаж из десяти – это еще куда ни шло.
В офисе его своей обычной утренней улыбкой встретила офис-менеджер Катя, молодая брюнетка с хвостиком на затылке.
– Здравствуйте, Глеб Николаевич, – мяукнула она, выходя из-за стойки. – Чай? Кофе?
– Здравствуй, солнце. Кофе.