Ишше как той нашой старинушке конец пришол.
Славной Вологды-рекой, да ей на тишину,
Славной матушки каменной Москвы на чесь-славу великую,
Вам, учёным-то людям младым, на прописаньицо,
А от вас пойдёт премладым на рассказаньицо,
А от младых-то пойдёт пропеваньицо.
В. Сергеев. Лошадь в поле
Щелкан Дюдентевич
А и деялось в орде,
Передеялось в Большой:
На стуле золоте,
На рытом бархате,
На черчатой камке
Сидит тут царь Азвяк,
Азвяк Таврулович;
Суды рассуживает
И ряды разряживает,
Костылём размахивает
По бритым тем усам,
По татарским тем головам,
По синим плешам,
Шурьев царь дарил,
Азвяк Таврулович,
Городами столными:
Василья на Плесу,
Гордея к Вологде,
Ахрамея х Костроме,
Одного не пожаловал –
Любимого шурина
Щелкана Дюдентевича.
За что не пожаловал?
И за то он не пожаловал, -
Ево дома не случилося.
Уезжал-та млад Щелкан
В дальную землю Литовскую,
За моря синея;
Брал он, млад Щелкан,
Дани-невыходы,
Царски невыплаты.
С князей брал по сто рублев,
С бояр по пятьдесят,
С крестьян по пяти рублев;
У которова денег нет,
У того жену возьмёт:
У котораго жены-та нет,
Того самово головой возьмёт.
Вывез млад Щелкан
Дани-выходы,
Царские невыплаты;
Вывел млад Щелкан
Коня во сто рублев,
Седло во тысячю.
Узде цены ей нет;
Не тем узда дорога,
Что вся узда золота,
Она тем, узда, дорога –
Царское жалованье,
Государство величество,
А нельзя, дескать, тое узды
Не продать, не променять
И друга дарить,
Щелкана Дюдентевича.
Проговорит млад Щелкан,
Млад Дюдентевич:
– Гой еси, царь Азвяк,
Азвяк Таврулович!
Пожаловал ты молодцов,
Любимых шуринов,
Двух удалых Борисовичев,
Василья на Плесу,
Гордея к Вологде,
Ахрамея к Костроме,
Пожалуй ты, царь Азвяк,
Пожалуй ты меня
Тверью старою.
Тверью богатою,
Двомя братцами родимыми,
Дву удалыми Борисовичи. –
Проговорит царь Азвяк,
Азвяк Таврулович:
– Гой еси, шурин мой
Щелкан Дюдентевич,
Заколи-тка ты сына своего,
Сына любимова,
Крови ты чашу нацади,
Выпей ты крови тоя,
Крови горячия,
И тогда я тебя пожалую
Тверью старою,
Тверью богатою,
Двумя братцами родимыми,
Дву удалыми Борисовичи! –
В та поры млад Щелкан
Сына своего заколол,
Чашу крови нацидил,
Крови горячия,
Выпил чашу тоя крови горячия.
А втапоры царь Азвяк
За то ево пожаловал
Тверью старою,
Тверью богатою,
Двомя братцами родимыми,
Двумя удалыми Борисовичи,
И втапоры млад Щелкан
Он судьею насел
В Тверь-ту старую,
В Тверь-ту богатую.
А немного он судьею сидел:
И вдовы-та безчестити,
Красны девицы позорити,
Надо всем наругатися,
Над домами насмехатися.
Мужики-та старыя,
Мужики-та богатыя,
Мужики-та посадския
Оне жалобу приносили
Двум братцам родимыем,
Двум удалым Борисовичам.
От народа они с поклонам пошли,
С честными подарками,
И понесли оне честныя подарки
Злата-серебра и скатного земчюга,
Изошли его в доме у себя,
Щелкана Дюдентевича, —
Подарки принял от них,
Чести не воздал им.
Втапоры млад Щелкан
Зачванелся он, загорденелся,
И оне с ним раздорили,
Один ухватил за волосы,
А другой за ноги,
И тут ево разорвали.
Тут смерть ему случилася,
Ни на ком не сыскалося.
Небылица про щуку из Белого озера
Да худому-де горё да не привяжется,
Да тому-то де горюшко нонь привяжитцэ,
Ищо хто жо горё можот измыкати,
После матери горё перемыкати,
Да это не чудо да не диковина,
Да я-то того-то почудне скажу,
Почудне-де скажу да подиковинне:
Да медведь-от летит да по поднебесью,
Да короткими лапами подмахиват,
Да коротким хвостиком подправливат.
Да это не чудо да не диковина,
Да я-то того почуднее скажу,
Почудне-то скажу да подиковенне:
Да корабль-от бежит да по сырой земли,
Да в тёмные лесы да бицевой идут.