Smart power в европейских интерпретациях также напрямую связывается с притягательностью ЕС как образца. Предложенное Д. Милибандом обозначение ЕС как образцовой державы (model power) концентрирует внимание на привлекательности европейской модели, прежде всего для соседствующих с ЕС стран [Miliband, 2007]. Кроме того, успешный опыт использования инструментов мягкой власти Европейским союзом, государствами – лидерами евроинтеграции, рядом общеевропейских структур позволяет Европе также заявлять о приоритете в разработке новых технологий мирополитического влияния. Существенной проблемой Европы в этом направлении остается дефицит координации внешней, а также оборонной политики, который пока не преодолен и после первых шагов лиссабонской реформы. Европейцы рассматривают американскую стратегию smart power как исторический шанс интегрировать американские военные возможности и европейский невоенный инструментарий влияния на равных основаниях, тогда как в США более склонны развивать собственные «гражданские силы», а от ЕС – продолжать требовать полновесного военного соучастия.
Российская «умная политика» основывается на сдержанном оптимизме относительно военных возможностей российских вооруженных сил в сочетании с заявленной концепцией модернизационного (инновационного) развития страны. Отечественному концепту присущ и известный критический пафос, обличающий идеологизированность мирополитической линии и США, и ЕС. Касающиеся РФ американские инициативы в русле smart power вызывают настороженность, а в проявлениях, касающихся усиления жестких составляющих влияния, – желание сформулировать асимметричный ответ. Достаточно остро российская дипломатия реагирует на «образцовость» и лекторский запал европейских партнеров. По сути, Россия в новом веке отказывается от конкуренции в области генерации ценностей и идей, которые могут стать смыслообразующими для мирового развития. Такого рода деидеологизация объяснима логикой новейшей истории и адекватна в обществе, основанном на знании. Однако даже такое объяснение надо сформулировать и презентовать мировому сообществу, которое, конечно, не может убедить и тем более привлечь голый прагматизм «энергетической сверхдержавы».
Для современного идейного информационно-интеллектуаль-ного оснащения российской мирополитической линии есть исторические основания и фактически имеющиеся в наличии ресурсы. Можно говорить о достаточно глубокой традиции сбалансированного, «просвещенного» применения силы как минимум с XVIII сто-летия, не говоря о дипломатическом опыте периода биполярности. В активе России – устойчивая, хотя, возможно, вынужденная приверженность многостороннему подходу в международных отношениях, не нарушаемая с середины 90-х годов прошлого века. Также могут быть капитализированы и конвертированы в инновационные направления научно-образовательный, интеллектуальный потенциалы российского общества. Имеются ресурсы для содействия развитию на постсоветском пространстве и реализации выгодных интеграционных проектов. В последние годы динамично развивался инструментарий мягкого влияния – поддержка русского языка и культуры, расширение российского присутствия в мировом информационном пространстве.
Возвращаясь в заключение к трудностям перевода, осмыслим вторую часть рассматриваемого словосочетания. Дело, однако, не в выборе более приемлемого варианта из ряда «мощь, сила, власть, влияние», а в том, что power понимается также как субъект власти или влияния, носитель мощи, обладатель силы – держава. Таким образом, попытки определить понятие smart power каждого из ведущих акторов означают стремление закрепить за собой статус «умной державы», «властителя дум».
Этот семантический оборот заставляет обратить внимание на информационно-интеллектуальную составляющую мирополитического влияния. Надо отметить, что в популяризации самого концепта smart power значительную роль сыграли аналитические центры, фабрики мысли, интеллектуальные блоги. В целом появление термина оформляет отмеченный политологами-международниками в последнее десятилетие тренд повышения роли «информационно-интеллектуального управления», «управления рефлексией» в мировой политике. Smart power – это также скорость обработки информации, коммуникативная мобильность, способность вести информационную войну и политические кампании в мировых СМИ – новых и традиционных.
Еще одно универсальное значение концепта – инновационный потенциал. При всех субъективных различиях общим посылом версий «умной власти» представляется предполагаемая способность государства генерировать новые идеи, технологии и институты. Например, для всех игроков, хотя и с разных сторон, является насущной идея «умной энергии», энергоэффективности, развития информационных технологий.
Таким образом, smart power – это комплексная модель современного мирового лидерства, включающая в себя информационно-интеллектуальное влияние, многосторонность, инновационность, способность продуктивно управлять международным развитием и решать глобальные проблемы. С практической точки зрения smart power – конвергентный комплекс стратегий легитимации мирового лидерства, основанного на модельности, многосторонности и инновационности, соуправлении мировым развитием и глобальной повесткой дня. Потенциальное системное значение реализации этого комплекса стратегий – формирование «умного баланса сил», т.е. управляемой системы мирового развития.
Литература
Столетов О.В. Тренды трансформации властных отношений в мировой политике: Smart power? // Полис. – М., 2009. – № 4 – С. 173–178.
Чихарев И.А. Многомерность мировой политики: К современным дискуссиям // Полис. – М., 2005. – № 1 – С. 161–172.
CSIS Commission on Smart Power: A smarter, more secure America / R.L. Armitage, J.S. Nye; CSIS Commission on Smart Power, Center for Strategic and International Studies. – Washington, D.C.: CSIS, 2007. – 82 p.
Dark K.R. The waves of time: Long-term change in international relations. – L.: Pinter, 1998. – 284 p.
Holden B. Defining global change // The ethical dimension of global change / Holden B. (ed.). – N.Y.: St. Martin's Press, 1996. – P. 18–43.
Miliband D. Europe 2030: Model power not superpower: Speech to the College of Europe, Bruges, 15 November 2007. – Mode of access: http://www.brugesgroup. com/MilibandBrugesSpeech.pdf (Дата посещения: 06.08.2012.)
Nye J. The Powers to Lead. – Oxford: Oxford univ. press, 2008. – 226 p.
Rehn O. Europe's smart power in its region and the world: Speech at the European Studies Centre, St. Antony's College, University of Oxford, 1 May 2008. – Mode of access: http://europa.eu/rapid/pressReleasesAction.do?reference=SPEECH/08/222 (Дата посещения: 29.07.2012.)
Rosenau J. Turbulence in world politics: A theory of change and continuity. – Princeton: Princeton univ. press, 1990. – 480 p.
Wohlforth W. The elusive balance: Power and perceptions during the Cold War. – Ithaca: Cornell univ. press, 1993. – 317 p.
МАСШТАБЫ МИРОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДИНАМИКИ 1
М.В. ИЛЬИНДанная статья фокусирует внимание на мировой политической динамике. Это ее предмет. Обыденный взгляд на него вполне естественно предполагает, что масштаб всякой мировой динамики, не только политической, предопределен. Само название как будто подсказывает, что он не может быть иным, чем мировой, а значит, и глобальным. Эта подсказка полезна лишь отчасти, а в ряде важных моментов она служит плохую службу, а то и вовсе сбивает с толку. Об этом и пойдет речь далее.