То, что smart power выступает подобного рода «зонтичным» понятием для столь разных смыслов, и является причиной его возрастающей популярности. По сути, оно выступает синонимом «правильной, эффективной политики». В этом отношении smart power функционирует как весьма удобный политическим лидерам разных государств всеохватный (catch-all) лозунг. Не случайно, что Дж. Най с коллегами ввели этот термин именно в контексте предвыборных американских дискуссий – и он оказался достаточно убедительным и для реалистов-неоконсерваторов, и для либералов-демократов. А в конечном счете – выигрышным для Обамы и его администрации, предложившим самое приемлемое для избирателя сочетание hard и soft. Если взглянуть на концепцию Ная внимательнее, можно обнаружить связь термина smart power с так называемым «контекстуальным интеллектом». Последний рассматривается авторитетным исследователем лидерства в мировой политике как ключевое свойство успешного политического лидера, способного постоянно оставаться на гребне волны, изучать и чувствовать политическую ситуацию [Nye, 2008, p. 86–91]. Поэтому термин генетически конъюнктурен.
Если трактовать конъюнктуру не просто как текущее изменение международной обстановки, а как проявление базовых мирополитических трендов, то время появления концепта smartpower – это период крайней делегитимации американского мирового лидерства. В результате как в центре однополярного мира, так и в других центрах международного влияния появляются концепции обновления миропорядка и моделей лидерства в мировой политике.
Термин smart power введен Джозефом Наем в 2003 г. и означает оптимальное сочетание soft и hard power, «мягкой» и «жесткой» власти во внешней политике государства. Понимая под властью способность влиять на поведение других, чтобы добиваться желаемых результатов, Най выделяет три пути ее осуществления: принуждение, подкуп и привлекательность. Два первых подпадают под понятие жесткой мощи, тогда как привлекательность (притягательность культуры, ценностей и легитимность политики государства) – способ осуществления мягкой власти. Вводя термин smart power, Дж. Най указывал на недостаточность использования одного из этих двух базовых ресурсов отдельно от другого. Причем гарвардский профессор изначально акцентировал неэффективность одной лишь мягкой власти для противостояния вызовам и угрозам начала 2000-х годов. В дальнейшем речь, напротив, зашла о необходимости смягчения линии Дж. Буша-младшего на «войну с террором», которая в 2003 г., после начала операции в Ираке, стала приводить к серьезным военным потерям, экономическим убыткам и репутационным издержкам для Соединенных Штатов.
В 2006 г. американской фабрикой мысли под названием Центр стратегических и международных исследований была создана двухпартийная комиссия по smart power, которую возглавили бывший заместитель Госсекретаря США (2001–2005) Ричард Армитидж и Дж. Най. Отчет комиссии, опубликованный в 2007 г., содержал набор рекомендаций относительно того, каким образом следующий президент США, вне зависимости от партийной принадлежности, сможет реализовать стратегию smart power.
Соединенные Штаты, по мнению чиновника-республиканца и ученого-демократа, «могут стать более разумной силой, инвестируя в глобальное общее благо – предоставляя то, в чем народы и правительства во всех частях света испытывают потребность, но не могут добиться без американского лидерства» [CSIS Commission on Smart Power, 2007, p. 1]. В особенности США рекомендуется сосредоточиться на пяти критически значимых сферах:
1) альянсы, партнерство и институты;
2) глобальное развитие;
3) публичная дипломатия;
4) экономическая интеграция;
5) технологии и инновации.
Доклад комиссии знаменует собой переход идеи разумной власти из академической плоскости в плоскость практической политики. Поэтому в документе представлен анализ не только концептуальных, но и институционально-политических аспектов этой «большой идеи». Сопредседатели комиссии обращают внимание на недостаточное финансирование американской дипломатии и программ международного содействия по сравнению с оборонными и военными расходами. Кроме того, отмечается разобщенность и нескоординированность американской внешней политики, создающие препятствия для стратегического планирования.
В 2007 г. новый интеллектуально-политический тренд получает продолжение в предвыборной кампании Б. Обамы. После избрания Б. Обамы и в период формирования его администрации рассматриваемое словосочетание начинает использоваться в официальном политическом дискурсе. На Мюнхенской конференции по безопасности 2009 г. риторику smart power использует вице-президент США Джозеф Байден, делая особый акцент на партнерстве и формировании альянсов.
Безусловно, партнерство и альянсы, или, говоря реалистским языком, баланс сил и ключевые коалиции – важнейший контекст реализации разумной силы США, так как любая сила адекватно оценивается только с точки зрения соотношения с другими силами. Надо отметить, что американская стратегия smart power имеет возможной импликацией формирование «умного баланса сил» – конструируемой, управляемой полярности. В основе стратегии – пролонгация однополярного момента. На протяжении всего постбиполярного периода конструировались искусственные полюса – ось зла, мировой терроризм – борьба с которым делала существование однополярного мира более осмысленным. Сейчас, по всей видимости, инсталлируется более сложная система балансов, которая может включать сразу несколько биполярностей (США – Китай в экономической области, США – РФ в области военной безопасности и США – ЕС в области социокультурной и информационной), под эгидой ряда новых и традиционных международных организаций и многосторонних форматов, включая «большую двадцатку» и реформированную ООН. «Умная» система баланса сил может представлять собой достаточно устойчивую структуру, которая подпадает, в принципе, под определение «многополярный мир», однако функционирует по принципиально иной логике при сохраняющемся лидерстве (системном администрировании) США и понимании значительных, но функционально ограниченных возможностей каждой из держав. На сегодняшний день администрации Обамы, по крайней мере на уровне публичной мировой политики, адресованы более смелые ожидания, чем это предполагается логикой smart power. Как уже отмечалось, smart power отнюдь не означает смягчения внешнеполитической линии США по всем направлениям – более того, в ряде вопросов Белый дом готов выступать жестче, чем прежде. Поэтому иногда державы-контрагенты склонны реагировать на кажущуюся непоследовательность Вашингтона в классической логике баланса сил, например, как в случае с Россией, асимметричным контрбалансированием.
Условием установления «умного» баланса является встречная готовность других важнейших акторов. Как уже отмечалось выше, ряд основных игроков современной мировой политики конструктивно используют и развивают идею разумной власти.
КНР, как считают некоторые исследователи, обладает приоритетом в разработке и реализации этой идеи в мирополитической практике. Китайский опыт мудрой власти и внешней политики возводится к стратегемам Лао Цзы и учению Конфуция. В современный период он связывается с семью принципами Дэн Сяопина, первый из которых требует «рассматривать и анализировать события разумно», а остальные сводятся к долгосрочной и стратегически выверенной борьбе за удержание позиций и достижения в мировой политике и экономике в сочетании со скромностью в собственном позиционировании. Рассматриваемая в статье идея находит отражение и в принятой китайским руководством «научной концепции развития». Комиссия Ная–Армитиджа отмечает особую роль Китая в американском проекте разумной власти и достижения КНР в проецировании своего конструктивного потенциала в Азии, Африке, Латинской Америке. Усматриваются, однако, и пробелы в китайской инфраструктуре smart power – это внутренние политические, социально-экономические и экологические проблемы. Однако, принимая во внимание модель «Пекинского консенсуса», даже эти недостатки обращаются в достоинство, так как китайский опыт кажется более реализуемым в условиях развивающихся стран и, соответственно, более притягательным для них.