– Слышал. Сделаем.
– Надоело мне на этом старье ездить.
Аркаша подпрыгнул.
– Ладуль, какое старье, побойся бога, машине полтора года.
– Я и говорю, старье.
Аркаша заерзал.
– Старье… Я на своей три года езжу.
– Вот и езди, а мне надоело.
– Да ты с ума сошла. – Он руки расцепил и нахмурился. – Чего тебе еще?
– «Волгу».
Аркаша, как я и предполагала, схватился за сердце.
– Спятила баба. «Волгу». Совесть надо иметь. Я на тебя трачу больше, чем на всю свою семью.
– Я ж тебя не граблю, продай мою «восьмерку», деньги забери.
– Что их забирать, все равно выцыганишь. Ух, глаза бесстыжие.
– Жадничаешь, черт плешивый, – сказала я и хлопнула тарелку об пол. – Дожадничаешься. Брошу к чертовой матери.
– Как же, бросишь, – ядовито сказал Аркаша. – А деньги? Ты за деньги удавишься.
– Найду другую дойную корову, вон Лома, например.
– Лома? – Аркаша опять подпрыгнул. – Да Лом сам смотрит, как бы с баб содрать.
– Ничего, я его так поверну, молиться на мою задницу будет, не говоря уж о прочих интересных местах.
Аркаша стал менять окраску с обычного бледно‑фиолетового до багрового, потом вдруг позеленел.
– Ну до чего ж подлая баба, мало я на тебя трачу, Лом ей понадобился. А этот, сволочуга, все Ладушка да Ладушка, пущу в расход подлеца.
– Чего городишь‑то? Кто с твоими бандюгами управляться будет? Они тебя в пять секунд почикают. Пропадешь без Лома.
– Ох, Ладка, узнаю чего, я тебя… – Аркаша запнулся, прикидывая, что он мне такое сделает, но, так и не придумав ничего особенного, махнул рукой. – Ты перед Ломом титьками своими не тряси, у него и без того рожа блудливая, так по тебе глазищами и шарит. Ну что тебе «Волга», корыто, прости господи, уж покупать, так импортную.
– Я патриотка, родную промышленность поддержать хочу.
– Шлюха ты, бессовестная баба и шлюха.
– А ты пенек старый, – заявила я и стала разливать чай.
Аркаша посидел, посопел, вернул себе обычный цвет и, почесав грудь, сказал:
– Ладушка, чеченцы вчера опять были, слышишь?
– Гони в шею. Говорили уже.
– Деньги‑то какие сулят.
– Они посулят, а потом брюхо‑то жирное тебе вспорют. Свяжешься с нехристями – брошу. Ей‑богу, брошу и на деньги твои наплюю.
Я подумала и на всякий случай вторую тарелку грохнула. Тарелок было не жалко.
– Ты подожди, – опять запел Аркаша. – Дело‑то выгодное, подумай, мы ведь в сторонке будем. А деньги‑то какие.
– Аркашка, – грозно сказала я, – отвяжись. Нутром чую, свяжешься с чечней, каюк тебе.
Он вздохнул. В мое нутро Аркаша верил свято. Лет пять назад подъехали к нему с большим делом, мне же предложение пришлось не по душе, ругались мы дня два, Аркаша уступил, потом дурью орал, злился, что из‑за меня миллионов лишился. Но вскоре ребятки отправились восемь лет строгача отсиживать, а толстяк тихой сапой их дело к рукам прибрал, просил прощения, руки целовал и с тех пор больше советов моих ослушаться не смел. Аркаша еще раз выразительно вздохнул.
– Ладно, нет так нет. А с долгом что делать будем, неужто отдавать?
– Еще чего. Перебьются.
– Грозились.
– Ты на них Лома спусти. Нечего ему задницу просиживать. Обленился, кобель здоровый, только и знает девкам подолы задирать. За что ты ему деньги платишь?
– И то верно.