Какая, к черту, операция. Человек с больным сердцем избегает нагрузок. Глеб отличался отменным здоровьем, несколько часов в неделю проводил в тренажерном зале, а еще занимался подводным плаванием. Он легко сажал меня к себе на плечи и носился по пляжу, при этом не особенно задыхаясь. Разве такое возможно после операции? Чепуха… Все это подтверждает мои сомнения. К черту несчастный случай! Глеба убили… А канистра в салоне? Моему мужу в голову бы такое не пришло. Во‑первых, он помешан на чистоте, во‑вторых, всегда остро реагировал на запахи. Не помню, чтобы он когда‑нибудь прихватывал канистру в салон.
Я села в машину и, не успев прикрыть дверь, набрала номер телефона.
– Слушаю. – Голос звучал завораживающе, чуть хрипловато.
– Это я…
– Черт возьми, что у тебя с телефоном? Я пытался тебе дозвониться…
– Извини, забыла включить.
– Где ты? Надо встретиться.
– Я только что из милиции. Ты сможешь подъехать к скверу возле собора?
– Конечно. Буду там через десять минут. Я положила телефон на соседнее кресло и завела машину.
На дорогу я потратила гораздо больше десяти минут. Выезд с проспекта был перекрыт, пришлось добираться через мост. Когда я притормозила возле ограды сквера, Федор уже ждал меня, прогуливаясь по ближайшей аллее. Я бросилась к нему. Высокий, в длинном темном пальто нараспашку, с сурово сведенными у переносицы бровями, он выглядел хмурым и даже недовольным, но, несмотря на это, был фантастически красив.
Яркий блондин, со стального цвета глазами и смуглой кожей. Что может быть привлекательнее для огромного числа женщин?
– Здравствуй, – пробормотала я, подходя ближе. Он терпеливо ждал, сунув руки в карманы пальто.
– Черт возьми, ты же мне обещала, ты клялась, что это в последний раз… Какого дьявола… Я едва не свихнулся, когда узнал. Почему ты ничего не сказала? – Я обняла его за шею и уткнулась носом в грудь. С некоторой неохотой он поднял руку и погладил мое плечо. – Успокойся.
– Ты ничего не понял, – тихо сказала я. – Я его люблю. Я люблю его.
– Я это слышал много раз, – отстраняясь, ответил он, невольно поморщившись.
– Я люблю его…
– Хорошо, хорошо. Я не силен в психологии, как ты знаешь. Но ты мне обещала…
– Ты с ума сошел, – резко сказала я. – Ты ничего не понял. – Слезы брызнули из моих глаз, я развернулась и бросилась к машине, Федор догнал меня, схватил за плечи и рывком прижал к себе.
– Прости… так, значит… бедная моя девочка…
– Я не знаю, как мне жить, Феденька, – зашептала я, давясь слезами. – Я не хочу жить. Я так люблю его… это никогда не кончится…
– Успокойся. Пойдем сядем, вон там скамейка. Я узнал только сегодня, два часа назад. Почему ты не позвонила?
– Не знаю. Я сама не своя. Федя, что делать?
– О господи, – вздохнул он, – ну что тут сделаешь? Только надеяться, что боль пройдет. Ты же сама отлично знаешь, все когда‑нибудь проходит.
– Это несправедливо, – прошептала я, – ведь я так люблю его . – Федор отвернулся, а я схватила его за руку. – Почему ты молчишь? Ты ведь думаешь, я это заслужила? Ты ведь так думаешь?
– Совершенно не важно, что я думаю. Важно, что я люблю тебя. И мне больно видеть, как ты страдаешь. И больно вдвойне, оттого что я не знаю, как тебе помочь.
– Тут ничем не поможешь, – вздохнула я. Он обнял меня и поцеловал в висок.
– Что в милиции? – спросил он минут через пять, когда я перестала всхлипывать и понемногу успокоилась.