Сумка висела у меня на руке и билась по ногам. Откуда она взялась? Впрочем, неважно. Я достала носовой платок, вытерла лицо. На смену рыданиям пришла опустошенность, хотелось забиться в угол, а еще хотелось уснуть. Я вытащила сотовый и набрала номер. Такси я ждала у ворот больницы, машина прибыла минут через пять, а еще через двадцать я вошла в свою квартиру, протопала в спальню и рухнула на кровать, открыла тумбочку, нащупала флакон со снотворным и выпила три таблетки.
"Сейчас все пройдет, – таращась в потолок, думала я, неизвестно на что надеясь. – Я усну, и все пройдет”.
Солнце било в лицо, я повернулась на бок, уходя от его лучей, зажмурилась покрепче и подумала: “Это ночной кошмар, страшный сон и ничего больше. Глеб уехал на рыбалку и как раз сегодня вернется”.
Но открыть глаза все равно пришлось. Его халат, небрежно брошенный на спинку кресла, книга рядом с настольной лампой. Я беззвучно заплакала, уткнувшись в подушку. Потом заставила себя подняться, выпила кофе, глядя в окно. Сквозь частые облака пробивалось солнце, играя на боках вазы на подоконнике, а мне опять захотелось плакать. Я безнадежно покачала головой, прикрыв глаза, и некоторое время сидела так, без чувств, без мыслей. Потом приняла душ, оделась и покинула квартиру.
Моя машина стояла во дворе, понятия не имею, кто ее сюда перегнал, но ключи обнаружились в моей сумке. Сесть за руль не было сил, я вызвала такси. Водитель попробовал завести со мной разговор, но вскоре умолк. Остановился возле корпуса, я поднялась на второй этаж и вошла в отделение. Слева за столом сидела медсестра и, позевывая, листала журнал.
– Вы куда? – спросила она резко.
– Я… мой муж… его вчера привезли, – испуганно ответила я.
– Фамилия?
– Шабалин… Глеб Сергеевич…
– Так он в морге, – заглянув в журнал, сказала медсестра. – Если вам за свидетельством о смерти, то к Петру Васильевичу. Прямо по коридору последняя дверь.
Меня обдало холодом от этих слов, я съежилась и бросилась по коридору в указанном направлении. Дверь была прикрыта неплотно, а комната оказалась пустой. Я вернулась в коридор и огляделась, прошла немного вперед и увидела мужчину. Вряд ли я смогла бы узнать его, но он назвал меня Полиной, и я поняла – это тот человек, с которым я разговаривала вчера. Он торопливо шагнул навстречу и взял меня за руку.
– Как вы себя чувствуете?
– Что? – не поняла я. – Извините. Хорошо. То есть, я хотела сказать…
– Давайте пройдем в кабинет. – Меня раздражал его голос и его рука на моем локте. – Послушайте, не стоит вам его видеть. Попросите кого‑нибудь из друзей. Бумаги готовы, закажите… все необходимое…
– Да вы спятили! – рявкнула я, выдернув локоть, и побежала по коридору.
Здание морга, низкое, с закрашенными белой краской окнами, притулилось в глубине двора. Дверь была открыта, и я вошла. В комнате, выложенной голубой плиткой, толстая тетка мыла руки, стоя возле раковины ко мне спиной, и говорила кому‑то, повернувшись к распахнутой настежь двери в соседнее помещение:
– Чего там обмывать, одна головешка… Услышав, как хлопнула дверь, она повернулась и выжидательно уставилась на меня.
– Мой муж… – собравшись с силами, выдохнула я. – Вчера привезли…
– После аварии? – сморщив лицо, спросила тетка. – Вон там на стене прейскурант…
– Можно мне его увидеть? Она растерянно моргнула, потом подошла поближе, молча глядя мне в лицо, и вдруг сказала:
– Ты вот что, милая, ты сядь… вот сюда на стул…
– Не беспокойтесь, я хорошо себя чувствую.