– Он всегда закрывает ставни. Вот что, идемте со мной…
Пока я пыталась понять, что происходит, она свернула к калитке рядом с домом, набрала код на замке, и мы вошли в маленький дворик, здесь тоже росла герань в горшках и еще какие‑то цветы, названия которых я не знала. Женщина стала торопливо объяснять:
– Он живет на втором этаже, сейчас должен быть дома. Он практически никуда не отлучается, особенно вечерами.
Мы подошли к двустворчатой двери, она казалась очень старой, как и весь дом, впрочем, в Венеции все имеет такой вид. Краска на двери изрядно облезла, рядом был звонок, женщина позвонила и стала ждать, задрав голову. Над дверью было окно, скорее всего, она ожидала, что в нем появится хозяин. Но этого не произошло. Женщина перевела на меня озадаченный взгляд.
– Очень странно, – пробормотала она.
– У него есть родственники? – спросила я.
– Нет, семьи у него никогда не было, сколько помню, он всегда жил один.
– Может быть, позвонить в полицию? – неуверенно предложила я и добавила: – Вдруг ему стало плохо?
– У меня есть ключ, – подумав, ответила женщина. – Дважды в неделю я убираю у него, хожу за продуктами.
Кажется, она не решалась воспользоваться ключами от квартиры, но беспокойство за старика все‑таки пересилило. Женщина еще раз позвонила и, убедившись, что на звонок хозяин не реагирует, достала ключ. Она первой вошла в узкий коридор, который начинался за дверью. Я начала с любопытством оглядываться: прямо напротив была лестница на второй этаж, слева дверь, она‑то и привлекла внимание женщины.
– Дверь открыта, – прошептала она и испуганно замерла.
– Куда ведет эта дверь? – задала я вопрос, чувствуя, как беспокойство охватывает и меня, переходя в ощущение близкой опасности.
– Это дверь в магазин, – ответила женщина. – Она не может быть открыта.
«Не может быть» она произнесла таким тоном, что стало ясно: открытая дверь – событие и впрямь из ряда вон выходящее.
– Может, позвонить в полицию? – вновь предложила я. Она, вроде бы решившись, направилась к двери и скрылась за ней, я приблизилась и убедилась: за дверью царит темнота.
Женщина шарила рукой по стене в поисках выключателя, наконец вспыхнул тусклый свет, и я увидела, что мы находимся в небольшой комнате, вроде кабинета. Стеллажи вдоль стен с толстыми папками для бумаг, письменный стол, кресло, напротив дверь. Женщина уверенно пересекла комнату и протянула ладонь к дверной ручке, посмотрела на меня, словно спрашивая моего согласия, потом резко толкнула ее. Магазин тонул в полумраке, но предметы вокруг все‑таки угадывались, и от этого казалось, что находишься в заколдованном замке. Звякнул колокольчик, и я вздрогнула от неожиданности, тут женщина включила свет, и я увидела старика. Он сидел в своем кресле, безвольно опустив руки, голова свесилась на грудь, на полу возле его ног валялись осколки чашки, наверное, он держал ее в руке, она упала и разбилась.
Я торопливо приблизилась, глядя на его грудь, ожидая увидеть рукоять ножа, кровавое пятно… На старике была рубашка в полоску, поверх которой он надел шерстяную кофту, никаких кровавых пятен видно не было. Он выглядел спокойным и даже умиротворенным, можно было подумать, что он спит, если бы не одна деталь: черты лица заострились, точно окаменели, как будто это было уже не лицо, а посмертная маска.
– Бедняжка, – вздохнула женщина, наклоняясь к нему. – Умер, когда рядом никого не было.
– Вы думаете, он умер? – спросила я, вопрос прозвучал довольно глупо, я‑то сомневалась, что старик умер сам, хотя ничто не указывало на убийство, но женщина поняла его по‑своему.
– Без сомнения. Причем несколько часов назад. Я уже лет двадцать ухаживаю за стариками, – добавила она и покачала головой.