На пороге стоял Иннокентий Павлович в мятом костюме, с галстуком, сбившимся набок. Волосы взлохмачены, глаза горят нездоровым блеском, знакомый аромат коньяка известил мое обоняние, что последний основательно поддержал себя перед решительным разговором.
– Лиза, – начал он, но я перебила:
– Момент, Михаил Степанович еще не закончил свой монолог.
Последний с любопытством заглянул в комнату, где Михаил Степанович орошал слезами ковер на полу, а я пошла к телефону и набрала номер Мышильды.
– Алло, – пискляво отозвалась она, а я осчастливила ее:
– Собирайся в экспедицию.
– Ты это серьезно?
– Конечно.
– А деньги?
– Деньги – мои проблемы.
– Мы правда туда поедем? – недоверчиво переспросила сестрица.
В этот момент оба бывших супруга простерли ко мне руки с воплями:
– Елизавета… – один басом, другой дискантом, и я рявкнула:
– Да хоть к черту.
Сборы были недолги. Я легка на подъем, а в тот день на меня напала особая легкость, чему немало способствовали два обстоятельства: вопли Михаила Степановича за стеной, походившие на рев раненого медведя, причем медведя музыкального (он то и дело сбивался на мотив популярной ямщицкой песни), и ночное бдение Иннокентия Павловича в кустах возле дома. Он занял там позицию ближе к одиннадцати вечера, курил, смотрел томно на мои окна и время от времени устраивал под ними пробежки, восклицая: «Ах, Лиза, Лиза», чем очень волновал меня и нервировал соседей. К утру я была готова отправиться куда угодно. Южный берег Крыма, безусловно, предпочтительней, но я уже обещала Мышильде, что возьму ее с собой, а везти ее к морю не хотела из вредности. Хочется ей искать сокровища, пусть ищет.
В девять утра Иннокентий Павлович, вдоволь набегавшись, возник на пороге моей квартиры. Михаил Степанович оглашал громким храпом жилище, но звонок в дверь его потревожил, и он предстал перед нами в оранжевой пижаме и разных тапочках.
– Иннокентий Павлович, – сказал он с достоинством. – Не мешало бы вам подумать о людях. Мы отдыхаем. Вчера вы и так слишком долго отвлекали Елизавету от домашних дел, а сегодня в такую рань мы вновь вынуждены вас видеть.
– Да пошел ты… – ответил Иннокентий Павлович, который, будучи на восемь лет моложе и чуть крупнее своего предшественника, иногда сгоряча мог себе и позволить кое‑какие вольности.
– В чем дело, Лиза? – вскинув голову, мелодично пробасил Михаил Степанович, а я с улыбкой сообщила:
– Вынуждена вас покинуть. Отбываю в экспедицию.
– А как же твоя работа? – забеспокоился Михаил Степанович (к моей работе он относился с трепетом).
– Мертвый сезон, – утешила я. – Отправляюсь сегодня.
– С кем? – насторожился Иннокентий Павлович.
– С сестрицей, а вы тем временем займитесь разменом квартир.
Развернувшись на пятках, я пошла за чемоданами. Оба бывших сунули головы в дверь и стали наблюдать за мной, потом в два голоса вопросили:
– Ты куда?
– За сокровищами, – охотно сообщила я.
– За какими? – проявил интерес Михаил Степанович.
– За семейными.
– Это опасное предприятие, – встревожился он. – Рядом с тобой должен быть мужчина.
– Может, повезет, – пожала я плечами.
– Я хотел сказать, что мог бы поехать с тобой, – обиделся Михаил Степанович, а Иннокентий Павлович двинул его в ребра локтем, вроде бы нечаянно, и заметил:
– А почему это вы? Я тоже могу.