Я спрашиваю женщину, не передумала ли она, нужно ли ей снова увидеть эту неприятную картину. Она кивает. Что ж, теперь иллюминаторы будут открытыми до самого возвращения.
Но женщина просит пока не начинать подъем – если можно, она хочет побыть здесь еще немного. Я соглашаюсь и покидаю их, давая возможность всей семье побыть без посторонних глаз.
Минут через двадцать они заходят ко мне – можно подниматься. Я говорю какие-то слова утешения и даю команду на подъем. Миссия закончена. Дело сделано. Теперь осталось только подняться. А там… Там уже дело за учеными.
Не знаю, попадется ли вдове этого аквалангиста когда-нибудь текст договора, что она подписала. Все зависит от дальнейшего хода событий, история рассудит. В таком состоянии она могла не заметить маленький нюанс, небольшую хитрость: в договоре была всего одна очень нужная ученым фраза: «Я разрешаю производить эксперименты с телом моего мужа и всем, что с этим телом связано». Вот это «связанное с телом» и было самым главным.
Никто не знал, насколько люди вообще готовы соглашаться на такие эксперименты, поэтому-то и пришлось идти на уловку. Я сам корил себя за это, но понимал, что по-другому могло и не получиться, а делать что-то надо было. Время уходило. На всё про всё после смерти человека у нас было всего девять дней. И они истекали сегодня.
Я не ученый, я знаю об этой проблеме только из их уст, а в подробности они меня не собирались посвящать. Но попробую объяснить, как я это понял.
Итак, наши исследователи обнаружили, что после смерти человека в воде этой планеты тело сохраняет некую субстанцию, которую, за неимением ничего лучшего, назвали душой. Да, душа из-за бешеной тяжести воды или из-за каких-то других ее свойств не могла покинуть погибшее тело. Она оставалась в теле ровно девять дней, после которых медленно угасала (или же каким-то образом растворялась, не знаю). Вот уже год ученые бились над тем, как эту душу вытащить и забрать, и только месяц назад решение было найдено.
Оно было весьма спорное, но другого на тот момент не было. Душа могла быть перемещена только в другое живое тело. Это и стало камнем преткновения. Ведь никто не знает, что станется с тем, к кому перемещается новая чужеродная душа. Можно ли в таких условиях рисковать человеком?
Решение пришлось принимать почти мгновенно. Случайная смерть аквалангиста оказалась весьма кстати – что же еще нужно было для эксперимента? Тело. Но где его взять? Не использовать же лабораторных крыс. Вот этого никакие родственники точно не простят. Решено было использовать кота. И тут у Рыжего появилась возможность прославиться. Вряд ли он очень ей рад, но его об этом никто не спрашивал.
Теперь дело сделано. Подъем идет своим ходом. Семья в полном составе сидит в каюте матери. А я сижу и смотрю на заметно притихшего Рыжего и думаю о том, получилось ли у нас, будет ли результат и какие еще сюрпризы сможет нам преподнести эта водная планета.
Рассказ прочитан. Но я всё сижу и смотрю на искусственный огонек камина, который завораживает и создает иллюзию «настоящности».
Возможно ли такое? Кто придумал этот вариант переселения? Ребенок? Взрослый? Вася говорил, что все авторы закодированы и идут только общим списком – так, чтобы непонятно было, кто и что из них писал. Это сделано для того, чтобы читатели не относились к рассказам предвзято. Ведь если известно заранее, что писал ребенок, то читающий взрослый будет воспринимать «детский лепет» совсем с другой позиции, как бы свысока. И совсем другое дело, если бы ему сказали, что рассказ написан профессором, академиком, великим мыслителем и тому подобное.
Первое впечатление: рассказ написан в старой советской стилистике. Мне всегда нравились такие приключения – может быть, это также сыграло свою роль. Рассказ мне понравился. Но каким бы ни был сюжет, содержание показалось мне немного сказочным и нереальным. Прояснить ситуацию я попросил Васю. Тот подтвердил мои предположения: ничего подобного пока что никто не придумал и даже в ближайшем обозримом будущем подобных открытий не предвиделось. И это несмотря на то, что путешествия к другим планетам уже стали обыденными.
С одной стороны, стало грустно, что такого интересного переселения не могло получиться, а с другой – на мой взгляд, лучше бы переселяли «душу» не в другое живое существо, а в какой-нибудь неживой предмет, может быть, даже искусственное тело. Вот так перекинули душу в другое тело – и снова человек сможет жить, не тужить.
Но и с таким предположением ничего не вышло. Вася сказал, что на данный момент все вариации с переселением души – все еще удел фантастики.
«Что ж, есть над чем поразмыслить», – решил я и пошел умываться. Завтра меня обещали поднять пораньше, так как некоторые эксперименты необходимо было проводить только в первой половине дня.
Так что до завтра.
Боязнь Альцгеймера
«Боязнь Альцгеймера» смотрела на меня, заманивая прочитать. Я не долго сопротивлялся, сел на кресло и подтянул к себе ноги. Тапочки, сразу же свалившись на пол, быстро спрятались под креслом.
«Ну что ж, посмотрим», – я мысленно потер руки и приступил к чтению.
Сообщение застигло меня прямо в разгар сессии. Середина января, все праздники уже позади, большинство зачетов тоже. Оставалось сдать всего три экзамена, и тут…
«Приезжай скорее. Меня забирают. Дедушка остается один. Я постараюсь свя…»
Такое отрывистое и незаконченное сообщение, пришедшее на телефон, сразу выбило меня из колеи. На завтра был назначен экзамен по философии. Но о какой философии могла идти речь, когда получаешь такое послание?
Раздумывать было не над чем. Для меня семья всегда значила больше, чем какие-то экзамены или возможные отчисления из университета. Но просто все бросать и уезжать, никому ничего не сказав, было не в моих правилах.
В деканате пошли мне навстречу и разрешили досдать все «хвосты» в следующую сессию. Во многом помогло то, что я всегда был на хорошем счету, и большинство педагогов легко перенесли для меня экзамены по своим предметам. Так что не прошло и трех часов, как я уже направлялся к станции.
Университет находился в пригороде, в очень живописном месте у большого озера. Считалось, что удаленность от больших городов помогает студентам лучше сосредоточиться на занятиях. Вполне возможно, так оно и было. Во всяком случае, мне атмосфера университета нравилась. И после летних каникул я всегда с радостью возвращался в лоно науки.
Билет я заказал еще из общаги, так что теперь оставалось только успеть на нужный поезд. Пришлось, однако, сильно поторопиться, а в конце пути даже пробежаться. Из-за меня поезд никто задерживать не будет, а не успеть к отправлению сейчас означало отложить поездку до утра. Дело в том, что университетская станция не была особо популярна: только в начале и в конце учебного года народ валил к поездам и от них толпой. Но когда всё утрясалось, педагоги и студенты загружали университет до краев, поток пассажиров иссякал. В это время редкие составы останавливались на нашей станции. Вот поэтому мне пришлось торопиться.
Колеса мягко шли по рельсам – стыковочные соединения «антистук» делали свое дело. Если закрыть глаза, то только легкое покачивание могло подсказать, что ты не сидишь на месте, а несешься с огромной скоростью куда-то вдаль.
Я любил путешествовать поездом. Любил смотреть в окно, лежать на верхней полке… Но не сейчас.
Тревожные мысли не давали покоя. Я пробовал перезвонить матери, но безуспешно, ее аппарат был отключен. Звонить домой я боялся. Кроме мамы, дома оставался только мой дедушка – ее отец. Но у него было серьезное расстройство памяти и нарушение функций мозга.